Кавказская крепость - Сфибуба Юсуфович Сфиев Страница 21

Был один из вечеров 1933 года...

Гюлибей в сопровождении контрабандиста направлялся к турецко-советской границе. Проводник, житель одного из населенных пунктов приграничной зоны, прекрасно знал местность — каждый кустик, каждый камень были знакомы ему. Для турецких пограничников Гюлибей был своим человеком. Согласовав с ними в принципе план операции, он действовал самостоятельно.

В подобных случаях предупрежденные заранее стражи границы, как правило, вообще не вмешивались в дела разведчиков, последние же старались скрыть от пограничников свои намерения. Турецкие контрабандисты выполняли разные задания любой разведки, в зависимости от суммы, получаемой за это.

Согласно договоренности, с каждой стороны должно было быть по два человека, кроме самих Гюлибея и Топоридзе, в том числе по одному военнослужащему. В качестве военнослужащего Гюлибей взял с собой контрабандиста, а Топоридзе — Рамазанова. По координатам, полученным от Гюлибея во время последней встречи, Топоридзе и Рамазанов пересекли советско-турецкую границу и направились к месту предполагаемой встречи. В ту же минуту к назначенному месту подошли Гюлибей и его спутник. Судя по их внезапному появлению, Рамазанов предположил, что турки, видимо, уже давно здесь и, спрятавшись в кустах, вели за ними наблюдение.

— А где же третье лицо? — обратился к Топоридзе турецкий капитан.

— Вы, земляк, сказали, чтобы я оставил своего проводника на советской границе. Он ждет нас там, — спокойно ответил Топоридзе.

— Молодец, Шота, я просто хотел уточнить, — уклончиво сказал Гюлибей, поняв, что его вопрос был неприятен Топоридзе.

— Вы просто хотели проверить меня, — заметил Топоридзе.

— Не обижайся, Шота, мы теперь в безопасности, — скрывая охватившее его внутреннее волнение, произнес дагестанский эмигрант. Он был доволен, что ему удалось заманить советских людей в турецкую зону.

«Первая часть операции осуществлена, теперь нужно завершить вторую, — лихорадочно думал Гюлибей. — С помощью турецких пограничников можно сразу арестовать советских представителей, но это рискованно. Большое скопление людей на турецкой стороне насторожит советских пограничников, которые, по-видимому, тоже ведут наблюдение за этой встречей. Раз Топоридзе связан с ОГПУ, то этого можно ожидать».

Окончательная цель была близка. Гюлибею хотелось ускорить ход событий. Обратившись к Топоридзе, он сказал:

— Пусть наши вояки поговорят между собой, а мы с тобой выпьем по чарочке водки, а? Пока я шел сюда по этим проклятым ущельям и кустарникам, очень устал, боялся даже, что мы разминемся, — сказал Гюлибей и, по-дружески взяв Шоту под руку, отвел его в сторону, чтобы дать возможность военным поговорить наедине.

Гюлибей и Топоридзе сели. Дагестанский эмигрант достал флягу и налил в пахнущие рыбой стаканы какую-то жидкость. Выпили залпом и стали закусывать... Не прошло и минуты, как у Топоридзе начала кружиться голова. Ему стало даже неудобно за свою слабость, моряк подумал, что это, возможно, связано с усталостью. Но вскоре Шота почувствовал, что теряет сознание. Собрав всю свою волю, он крикнул:

— Али Каси... — не закончив фразы, Топоридзе упал на землю.

Рамазанов не успел повернуться на крик своего товарища, как раздался властный голос человека, возникшего словно из-под земли:

— Руки вверх!

Первыми руки подняли Гюлибей и его спутник, а вслед за ними и Рамазанов, который не понимал еще, что происходит. Мужчина быстро подошел к Гюлибею и спросил:

— В каком кармане пистолет?

Гюлибей, узнав по голосу Шевкета, произнес:

— Перепугал же ты не только наших гостей, но и меня.

Соображая, каким образом хозяин бара «Кара дениз» в такой поздний час очутился здесь, Гюлибей решил предупредить его:

— Лишних слов не говорить! Наш моряк должен ответить перед нами за то, что он посещает не только бар «Кара дениз», но и еще одно заведение, в Батуми.

Рамазанов понял, что Топоридзе заподозрен и Гюлибей заманил их сюда, чтобы расправиться с ними. Медлить было нельзя, допущенную оплошность нужно было как можно быстрее исправлять, тем более, что на помощь пришел «Шевкет».

— Когда вы, любезный дагестанец, ставший турком, думаете отвечать перед своим народом? — резко спросил Рамазанов.

— Ого, находясь в моих руках, вы мне же задаете вопросы! Посмотрите, сколько вас и сколько нас! — самодовольно подчеркнул капитан турецкой разведки.

— Нас четверо, а вы один, — сказал Шевкет.

— Не понимаю, мой друг, о чем это ты? — растерянно спросил Гюлибей, все еще не разобравшись в происходящем.

— Зато, господин капитан, я очень хорошо понимаю, — сказал Шевкет, сделав ударение на слове «капитан».

— Ты ошибаешься, Шевкет!

— Я ошибался до изготовления вами ключа от моего сейфа, — сквозь зубы процедил Шевкет.

— Это провокация вашей шлюхи Мюжгель, — начал оправдываться эмигрант.

— Не моей, а вашей. Это вы по указке Мехмета и его английского дружка Джима подсунули ее мне.

Гюлибей, наконец сориентировавшись в обстановке, решил попытаться выйти из окружения чекистов. Сделав вид, что не понял упрека Шевкета, он обратился к турецкому контрабандисту, который спокойно наблюдал за происходящим:

— А ты что молчишь? — И попытался вырваться из рук Рамазанова, но Шевкет ловким приемом свалил Гюлибея на землю. Ему связали руки и заткнули платком рот.

— Может, и ты с нами, Мурад? — спросил Рамазанов, обращаясь к своему коллеге Мустафаеву Мураду Агамовичу.

— Али Касимович, я не Мурад, а Шевкет, — смеясь ответил Мустафаев.

— Непонятно, почему «военспец»