Кавказская крепость - Сфибуба Юсуфович Сфиев Страница 22

— «Военспец» больше мне друг, чем Гюлибею, — многозначительно ответил Мустафаев.

— Это как же?

— Контрабандисты всегда на стороне тех, кто им больше платит. Гюлибей же не в меру скуп.

Мустафаев, задумавшись, спросил:

— Как там мои?

— Все хорошо, Мурад. Береги себя. Жди новых указаний.

Начал приходить в себя Топоридзе. Пришло время прощаться. Рамазанов и Мустафаев были взволнованы. Чекисты разъезжались: один — в чужую страну, другой — на родину...

7

Закончив официальную часть допроса, Рамазанов решил поговорить с Гюлибеем в непринужденном тоне. Чекист надеялся, что такой разговор, может быть, приведет к некоторой откровенности со стороны допрашиваемого. Но враг всегда остается врагом.

— Господин начальник, — спросил Гюлибей, обращаясь к Рамазанову, — неужели у вас нет ко мне ненависти?

— Что вы хотите этим сказать?

— Вам же известно все, что я сделал против ваших Советов, но, несмотря на это, вы ведете себя со мною так, будто мы и не противники...

— ...а друзья, — это вы хотели сказать?

— Вы угадали. Мне непонятна сущность вашей системы. С одной стороны, ваши большевики кричат на весь мир: «Врагов новой власти нужно уничтожать!» А с другой — вы ведете со мной такую игру... Поменяйся мы местами, вы давно бы очутились в райской канцелярии, — со злобой произнес Гюлибей, давая понять, что больше им говорить не о чем.

Рамазанов молчал. Молчал и Гюлибей. Затем чекист поднялся и стал расхаживать по кабинету, не обращая внимания на турецкого разведчика, с ненавистью следившего за каждым его движением. Наконец Гюлибей не выдержал:

— Выдержкой хотите меня сломить?! Не выйдет у вас ничего! Я буду молчать.

— В Советском законодательстве предусмотрено такое право за арестованным, — спокойно ответил Рамазанов, словно все было ему безразлично.

Последние слова чекиста вывели Гюлибея из равновесия.

— Не буду молчать! Я знаю: вы все равно расстреляете меня... Так пусть в ваших архивах останутся данные о моих подвигах! Я вам не все рассказал, — процедил сквозь зубы Гюлибей.

— Вы же выдаете себя за грамотного офицера МАХ, а вот о функциях противника представление у вас превратное. ОГПУ выявляет, разоблачает и допрашивает, а правосудие у нас отправляет другой орган народной власти — Советский суд. А что касается того, что вы что-то скрыли от нас, — это ваше личное дело. Скрывать вы мастер. Не в первый раз вы делаете это, иначе за счет нашей липы не получили бы от Мехмета капитанские погоны.

— Значит, вам и это известно? — подавленным голосом спросил Гюлибей. — Но радоваться вам рано. Мои люди продолжают работать против ваших колхозов и коммун, — с нескрываемой ненавистью сказал дагестанский эмигрант.

Рамазанов достал из сейфа папку и вынул из нее несколько фотокарточек. Медленно подошел к Гюлибею, показал их ему.

Гюлибей в ярости закричал:

— Фокусы ОГПУ, «товарищ» чекист! Я не из пугливых!..

— Потрудитесь, гражданин Гюлибей, прочитать автографы на оборотной стороне фотокарточек, — сказал Рамазанов.

Гюлибей прочитал и молча уставился в одну точку. С минуту он молчал; затем, опустив голову, признался:

— Да, подписи принадлежат моим братьям по Народной партии горцев Кавказа. Неужели все они попали в чекистский капкан?

— Вы сомневались в этом?

— Я никогда не думал, что о моей тропе через турецко-советскую границу знают ваши чекисты.

— В таком случае, почему вы «завербовали» Топоридзе? — усмехнулся Рамазанов.

— Для связи с моими агентами, действующими на вашей территории.

— А до этого как вы поддерживали с ними связь?

— Через моего верного агента-связника.

— Как его фамилия?

— Больше вы ничего не хотели узнать о нем?

— Я помогу вспомнить. Видимо, память стала изменять вам, — сказал Рамазанов и положил перед Гюлибеем фотокарточку, на которой был запечатлен человеческий труп.

— Я знаю, фотокарточек, на которых сняты трупы, у вас много, — съязвил преступник.

— Тогда, может быть, вот эта штука поможет вам опознать вашего покойного часовщика, — сказал Рамазанов, показывая Гюлибею номер журнала «Кавказ», обнаруженный у погибшего.

— И журналов, отнятых вами у моряков загранплавания, тоже много, — с презрением произнес Гюлибей.

Рамазанов предъявлял арестованному одно за другим неопровержимые доказательства, собранные чекистами.

— Отдавая должное вашим знаниям в области криминалистики, я надеюсь, вы не откажетесь от отпечатков ваших собственных пальцев?

— Конечно, нет. Но узоры моих пальцев ваши работники сняли при аресте, — зло бросил Гюлибей и желчно добавил: — В этом вы, пожалуй, не уступаете гению мировой криминалистики Гуверу.

Предъявляя арестованному акт экспертизы о результатах сличения пальцевых отпечатков Гюлибея с отпечатками, которые были обнаружены на одной из страниц журнала, найденного у Кахримана, Рамазанов сказал:

— Наши эксперты утверждают, что эти отпечатки идентичны.

— Напрасно вы ждете от меня признания, — заявил арестованный, ознакомившись с актом экспертизы.

— К номеру журнала последними прикасались двое: вы и часовщик. Исследования отпечатков, снятых с журнала, подтвердили нашу версию о том, что вы вручили его часовщику во время последней встречи. Мы «благодарны» вашему часовщику за то, что он даже в минуту смертельной опасности не избавился