Мартин Сутер - Альмен и стрекозы Страница 24

Когда открываешь глаза, картины пространства еще напоминает фрагменты калейдоскопа перед тем, как сложиться в картинку и разрешить загадку.

На сей раз отгадка была разочарованием: Альмен был в том же городе, где пребывал в последнее время постоянно. И новое, неизвестное, что его ожидало, готовило ему больше страха, чем радости.

Чтобы еще ненадолго удержать иллюзию отдаления, он заказал утренний чай в номер, как если бы он был в Англии, Новой Зеландии или Индии.

Но когда в дверь постучали, он тут же вернулся в грубую реальность. Вместо того, чтобы ждать дымящуюся чашку, лежа в постели, ему пришлось встать и через запертую дверь осторожно спросить:

— Who is it?

— Your tea, — ответил голос с акцентом, который лишил его последних сомнений относительно географического положения отеля.

На подносе, который Альмен велел поставить на стол и потом, когда кельнер удалился, сам перенес в постель, лежала ежедневная газета. Там, в разделе местных новостей, он нашел сообщение о Таннере.

Известный Дж. Таннер был вчера найден застреленным в его собственном магазине, славившемся традициями продажи предметов искусства и антиквариата. Полиция сделала заключение о самоубийстве.

Следовала еще пара деталей. Соседка известила полицию после того, как в разное время дня видела нескольких покупателей, тщетно звонивших в дверь магазина, — видимо, у них была договоренность с Таннером. Такого, по ее словам, никогда не случалось. Если господин Т. отсутствовал, он всегда вешал на дверь табличку.

Об обстоятельствах преступления пока ничего не было известно. Ни разбойное нападение, ни преступление, основанное на личных мотивах, исключаться из рассмотрения не могли.

8

– Buongiorno,синьор граф, — сказал Джанфранко и поставил перед Альменом на стол кофе с молоком и тарелку с двумя круассанами. — Вы уже слышали об этом несчастье с poveroсиньором Таннером?

— К сожалению, да, Джанфранко.

— Bestiale! Tremendo!Где в этом мире еще можно чувствовать себя в безопасности? Straziante!

После такого словесного извержения — нетипичного для молчаливого Джанфранко — он удалился от стола.

Вскоре после этого в кафе появились завсегдатаи, обычно садившиеся за стол к Таннеру. Трое мужчин беседовали с трагизмом близких родственников умершего и в то же время — с эйфорией людей, оставшихся в живых.

Альмен поднялся, подошел к их столу и выразил свою скорбь.

Застрелен, узнал он. Сзади. В голову. Казнен. Глушитель. Иначе кто-нибудь услышал бы выстрел. Не прошло и суток. Сидел на этом вот стуле. Как мы. Не было и шестидесяти.

Альмен выслушал все это стоя. Единственный свободный стул был стулом Таннера. И ему не хотели его предложить.

Он вернулся к своему столу, выпил вторую чашку кофе, съел второй круассан, подписал счет, сунул Джанфранко чаевые, тот помог ему надеть пальто и проводил до дверей. Все так, словно совершенно исключалось, что это могло быть последний раз в его жизни.

9

Отопительная система «Флитвуда» гнала в салон теплый воздух, немного пахнущий мотором. Но было тепло и уютно на кожаном сиденье цвета красного вина. Черные тучи волокли свои хвосты низко над озером.

— Будет снег, — предсказал скупой на слова господин Арнольд.

Они заранее договорились, что он останется ждать у виллы, пока Альмен не выйдет. И табличку «такси» он снял — как всегда делал это для Альмена.

Из стереосистемы звучал Гленн Миллер, любимая музыка господина Арнольда. Всякий раз перед тем, как вставить кассету, — во «Флитвуде» еще не было CD-плеера, — он спрашивал Альмена, не мешает ли ему эта музыка? И всякий раз тот уверял, что Гленн Миллер и для него тоже один из великих музыкантов.

— Того, которого застрелили в его магазине, я знал, — заметил Альмен.

— С ума сойти, — ответил господин Арнольд. — А считается, что водить такси очень опасно. Но безопасно не бывает уже нигде.

— Нигде, — подтвердил Альмен.

Погодный прогноз господина Арнольда сбылся. Перед ветровым стеклом закружились тонкие снежинки и заставили его включить «дворники», один из которых по-прежнему спотыкался. Когда они подъехали к воротам озерной виллы, снежинки стали тяжелыми и крупными.

Господин Арнольд вышел из машины и позвонил у ворот. Ему пришлось долго ждать, когда ворота наконец дернутся и придут в движение. Когда он снова садился за руль, снег уже покрыл его редкие волосы и округлые плечи.

Он неторопливо въехал на «Кадиллаке» на территорию виллы и не отказал себе в удовольствии открыть перед Альменом дверцу и под своим зонтом проводить его до входной двери.

Они молча ждали, когда внутри произошло движение и кто-то открыл дверь тамбура. То был Борис, шофер.

Перед тем как войти в дом, Альмен бросил в сторону господина Арнольда умоляющий взгляд.

— Я жду, — сказал тот.

10

Борис холодно приветствовал Альмена и повел через холл к лифту. Он был почти на голову выше Альмена и во время короткой поездки в лифте молча смотрел на него сверху вниз.

Альмен проследовал за ним по коридору, мимо спальни Жожо к двери, которая была оборудована считывающим устройством для чипов. Борис достал из кармана беджик и просканировал его.

Дверь не открылась. Но голос, исходивший из скрытого в потолке звукового устройства, спросил:

— Борис?

— Господин фон Альмен прибыл.

Теперь дверь с тихим жужжанием открылась. Они вошли и очутились в комнате с витринами.

— Спасибо, Борис, — сказал Клаус Хирт сиплым голосом.

Борис бросил на Альмена последний взгляд сверху вниз и покинул помещение.

— Подойдите ближе, вы ведь здесь ориентируетесь.

Альмен прошел мимо витрин, которые загораживали ему центр помещения.

Жалюзи были закрыты. Хирт в скупом освещении витрин сидел в кожаном кресле за стеклянным столиком. Тонкий столбик дыма поднимался от его сигары в пепельнице и смешивался с туманом, который высвечивался в комнате тут и там.

Старый человек был одет в растянутую, разношенную шерстяную куртку и домашние туфли. На груди у него висели очки на ленточке. Вторые очки были задвинуты на волосы надо лбом.

Он указал на стул напротив, поставленный здесь, вероятно, в ожидании его прихода. Альмен сел.

На столе стояла маленькая коробка для сигар, бутылка арманьяка, две коньячные рюмки — одна почти пустая и одна чистая. Хирт с кряхтением выпрямился в кресле и налил обоим. Неиспользованную рюмку он подвинул Альмену.