Джон Нэнс - На орбите (в сокращении) Страница 25

Ладно. Перейдем к истории моей подлинной жизни.

Я родился в одном из ответвлений семьи Рокфеллер и с первых же дней жизни купался в роскоши и богатстве.

Он останавливается, слегка напуганный легковесностью этой фразы, — намерения-то у него были самые серьезные. Перемещает курсор в начало фразы, чтобы стереть ее.

«Ну и какое же начало мне избрать? С чего я хочу начать мою идеальную жизнь?» — думает Кип.

Космический центр Кеннеди, штат Флорида, 20 ч. 05 мин. по местному времени

Григгс Хоупвелл стоит в темноте, отмахиваясь от комаров, и смотрит на возвышающийся в километре от него театрально освещенный шаттл. Назначенный на утро запуск корабля может быть отменен в последнюю минуту. Григгс знает, что прибывшая из Вашингтона мисс Дороти не сидит сложа руки, а для того, чтобы помешать ей, потребуется приложить немалые усилия.

Звонит сотовый, и Григгс отвечает:

— Слушаю!

— Мы нашли то, что искали. А в базе данных ее ноутбука есть очень интересные имена.

— Встретимся через десять минут.

Необходимость играть в кошки-мышки перед самым запуском внушает Григгсу отвращение. Однако, если Дороти Шиан совершит ошибку, ей можно будет предъявить обвинения в преступлении, а это позволит вывести из игры и Шира.

На борту «Бесстрашного», 20 мая, 18 ч. 00 мин. по тихоокеанскому времени

Кип втягивает носом воздух. Да, чувствуется запах разложения.

Он перестает набирать текст, сознавая, что, переписывая историю своей жизни, зашел слишком далеко. То, что он нафантазировал, не так уж и интересно, да к тому же отдает нарциссизмом. «Так не пойдет, — решает Кип, — надо писать о чем-то другом… Быть может, о том, каким бы я хотел видеть мир, а не о том, каким богатым и знаменитым я хотел бы стать».

Запах не позволяет ему забыть о Билле. Кип уже прочитал все написанное в инструкциях о внешнем люке и воздушном шлюзе и выяснил то, чего не понимал прежде: это не голливудское кино, в котором герой может дернуть за ручку и выбросить содержимое шлюза в космос. Для того чтобы открыть внешний люк, в шлюзе должен находиться кто-то живой. Значит, ему придется надеть скафандр Кэмпбелла, полностью разгерметизировать корабль, открыть оба люка, и только после этого он сможет отправить Билла в свободный полет, потому что вдвоем они в шлюзе попросту не поместятся. Кип хотел было подсчитать, сколько воздуха и сколько часов жизни он при этом потеряет, но не нашел нужной формулы. Что ж, по крайней мере у него останутся кислородные баллоны скафандра, однако, когда он израсходует и их, дышать ему будет нечем.

«Вот сижу я здесь и умираю от смрада — хотя могу умереть немного быстрее, но вдыхая чистый воздух. Так что у меня есть выбор», — усмехается Кип.

Впрочем, если верить его последним расчетам, жить ему остается не больше суток. А значит, от чего именно он умрет, не так уж и важно.

Так или иначе, он вытаскивает из бокового отсека упакованный в пластик скафандр вместе с гермошлемом, вскрывает упаковку, расстилает скафандр на полу и пытается вспомнить, чему его учили на курсах — что следует надеть сначала, а что потом.

Вернувшись к компьютеру, Кип несколько минут сидит неподвижно, вспоминая идеализированную жизнь, которую уже успел описать. Бьянка, его придуманная жена, была родом из Бразилии. Она не только с нетерпением ждала, когда он вернется домой, она шла с ним бок о бок. Она любила Кипа и заботилась о нем, как и он о ней.

Думаю, многие мужчины забывают, а то и не догадываются о том, как устроен женский ум. У женщин все основано на потребности в том, чтобы их любили, лелеяли и не воспринимали как данность. Мы, мужчины, жаждем любви, нежности, ласки, внимания и одобрения — так почему же мы забываем, что и наши женщины хотят того же? Да, все верно, как правило, женщины отдают свое тело в обмен на любовь, а мужчины — любовь в обмен на возможность получить женское тело, но уж если мы вступаем в такого рода договорные отношения, так надо этот договор соблюдать.

Кип останавливается, задумавшись о Шарон, о том, что не она одна во всем виновата, ведь и он показал себя не с лучшей стороны. «Я многое понимал, но в жизнь свое понимание не претворял — и это плохо».

И он снова склоняется над клавиатурой.

Ну ладно… Я должен кое в чем признаться тебе, мой будущий читатель. Никакой Бьянки не было. Все это мои сумбурные мечты — идеальная жизнь, которую я хотел бы прожить. Описание настоящей я стер, потому что хотел, чтобы в моей жизни было что-то лучшее, за исключением, разумеется, моих детей, которых я обожаю. Это Джеррод, мой первенец, Джули, близняшки Кэрли и Кэрри. Уходя из жизни, я больше всего тоскую по ним. По всем.

В мечтах я видел себя знаменитым художником. Но почему я на этом остановился? Ведь я мог вообразить себя королем, диктатором, миллиардером. Но я вдруг понял, что кем бы я ни стал, я все равно останусь самим собой — независимо от мундиров, наград, богатства, положения и образования. Думаю, что́ с нами ни делай, мы всегда остаемся самими собой, в нас вечно сидит ребенок, напоминающий нам, взрослым, о наших ошибках. Я уверен, в каждой женщине прячется маленькая девочка и в каждом мужчине — мальчик. И очень часто этот ребенок расстроен чем-то, что случилось так давно, что он толком и не помнит этого случая, а помнит только, как ему было больно. Наверное, то, что я пытался «впарить» тебе, рассказывая об этой моей «новой» жизни, связано именно с мальчишкой, который живет во мне и которого что-то мучает, — а вовсе не с Шарон и даже не с утратой Люси.

Когда я родился, отцу был сорок один год. Много лет спустя он превратился в восьмидесятилетнего больного старца. Мамы уже не было на свете, и позаботиться о нем надлежало мне. Я нашел хороший дом для престарелых, хотя знал, что сама мысль об этом была отцу противна. Но он не возражал, и я продал наш — его — дом. Проделал я это весьма расторопно — за месяц. А убедившись, что все улажено, распрощался с отцом. Мы обменялись рукопожатиями — как всегда. Я уехал на юг, в Тусон, полагая, что буду приезжать к нему в Финикс хотя бы раз в месяц — езды-то было всего пара часов. Но у меня вечно находились дела, а позвонив отцу поздно ночью, я всякий раз выслушивал отповедь ночной сиделки. Мне она не нравилась, и я счел это достаточным поводом для того, чтобы больше туда не звонить.

Жизнь шла своим чередом, и как-то ночью я, в очередной раз погоревав о том, что в нашей семье не принято говорить о любви друг к другу, надумал повидаться с отцом, сказать, как его люблю. Но я по-прежнему откладывал поездку, всякий раз находя новые оправдания. И пока я играл в эти игры, мне сообщили, что отец умер. В полном одиночестве.