Борис Пармузин - Искатель. 1981. Выпуск №5 Страница 27

— Товарищи, это правда. Сейчас мне стало легче. Вы мне верите? Скажите, вы мне поверили?

— Сейчас это уже не самое важное.

— Знаю, знаю, но для меня очень важно, чтобы вы поверили мне. Прошу вас!

— Оставьте это. У нас к вам ряд вопросов. Скажите, как вы все это объясняете сами. Пепи была отравлена?

— Ничего я больше не знаю. Рассказал все, как было. Не знал, как люди умирают, мне на приходилось видеть. Тогда я не думал, что она отравлена… Кто бы мог это сделать? Мы же были вдвоем с ней. Если кто-то и отравил ее, то это мог быть только я. Но мы ели одно и то же, и я должен был бы отравиться вместе с нею. Смерть Пепи я объяснил как сердечный приступ или неожиданный инсульт.

— Нет. Она была отравлена. Фосотионом…

— Что это такое?

— Очень сильный, быстродействующий сельскохозяйственный яд против вредителей.

— О таком я не слышал.

— Допускаете ли вы возможность, что Пепи покончила с собой?

— Отравилась сама? Пепи? Ни в коем случае! Она была такой веселой и жизнерадостной. У нее не было никаких поводов для самоубийства. В тот вечер ее состояние было как нельзя лучше — ничто не говорило о подобных намерениях. Она была в отличном, самом радостном настроении. Держалась, как всегда… Вы меня понимаете? Нет, это исключено!

— А если она отравилась случайно? Ела ли она что-нибудь, что вы не пробовали?

Сивков на минуту задумался, но затем отрицательно покачал головой.

— Я этого не допускаю. Все, что было на столе, она предлагала мне с гордостью заботливой хозяйки. Я все пробовал первым, она — за мной. Пепи делала все это как-то чересчур по-мещански, демонстративно: «Вот какая я хозяйка, смотри!» И мы пили из одной и той же бутылки виски. Нет, нет, я не могу вспомнить, ела ли она что-то, что я не пробовал… Разве что до моего приезда! Я застал ее на кухне. Может быть, она что-то и ела до меня. Но зачем, если ей предстоял ужин со мной?

— Этот яд действует от одной до двух минут после принятия. Значит, она проглотила его в вашем присутствии.

— Надеюсь, вы не хотите сказать, что…

— Нет, я только объяснил вам, как действует этот яд Между вами все было в порядке или же раньше случались скандалы?

— Ничего подобного. У нас были самые хорошие отношения.

— Были ли они настолько прекрасными, чтобы это навело Пепи на мысль о браке с вами?

— С Пепи! Но я же женат, у меня ребенок…

— Ну с первой женой развод, потом — новый брак. Так бывает, не правда ли?

— Нет, мы никогда не касались этой темы. Разумеется, я и не думал разводиться. А Пепи? Она, может быть, и думала. Вероятно, я ей нравился… Но она никогда не говорила ни слова о нашей женитьбе, ни намеком. Она была гордая женщина. Хотя делала все, чтобы понравиться мне. Возможно, про себя она и думала о таком варианте, но мне ничего не говорила.

— Не помните ли вы, за несколько минут до смерти было ли что-то особенное, что Пепи сделала?

Сивков снова задумался, явно пытаясь что-то вспомнить.

— Ничего. Мы поужинали, встали, выпили еще и начали танцевать. Потом последовали звонки. Пока было темно, мы обнимались… Я ее целовал. Вслед за этим мы продолжали танцевать. Ей стало плохо. Так было. Ничего особенного я не заметил.

— Странно!

— Да, действительно странно. После того, что вы мне сказали, я вижу: она действительно была отравлена… Выходит, что я мог дать ей яд…

Сивков сказал это без запинки, как-то спокойно. Как человек, который не мог дать яда на самом деле.

— Да, так получается.

Перед уходом Сивков снова попросил вернуть ему паспорт. Антонов дал ему его, но снова предупредил, что тот не имеет права выезжать куда-либо из Софии без специального на то разрешения. Впрочем, он уже уведомил об этом соответствующие органы.

Полковник Бинев выслушал его доклад с невозмутимым лицом, не говоря ни слова. Даже вопросов не задал. Антонов хорошо знал, что это означает: ты действовал так, как считал нужным, не спрашивая моего совета, поэтому и не ищи у меня поддержки. В этом была не столько боязнь ответственности, сколько какая-то обида, какое-то скрытое недовольство. Он позвонил начальнику управления, и тот приказал через пятнадцать минут всем быть у него.

…Полковник Пиротский был высокого роста худощавым мужчиной около пятидесяти лет, с посеребренными сединой волосами. Он ходил всегда, летом и зимой, в сером костюме, и тот придавал ему какой-то джентльменский вид. Впрочем, он себя так и держал — всегда любезный, всегда улыбающийся, даже когда кого-то наказывал. А это случалось довольно часто. С полковником Биневым они были настолько различными, что (как это часто случается между мужчинами) можно было подумать о них — либо добрые приятели, либо совсем чужие друг другу люди.

В просторном кабинете начальника управления, светлом и уютном, было как-то приятно докладывать даже о нераскрытых преступлениях. Как только все вошли и Антонов отрапортовал, Пиротский пожал всем руки и пригласил сесть к большому продолговатому столу. Сразу же разрешил курить. Это было в отличие от Бинева второе удовольствие от докладов у Пиротского (Бинев сам не курил и никому не разрешал курить в его кабинете). Но этим все удовольствия заканчивались.

— Полковник Бинев, вы будете докладывать?

— Предлагаю послушать из первых уст. Антонов вел следствие.

Антонов любил эти обобщающие доклады. В них, как в фильме, он сам будто со стороны рассматривал дело, в котором тонул в ходе повседневных служебных забот. Когда ведешь следствие, то бродишь среди фактов, как в лесу среди деревьев. А во время доклада видишь лес фактов как единое целое, будто с вертолета. И сейчас, вслушиваясь в свои слова, он видел главное: они пока не могут дать ответ на основные вопросы следствия — кто и за что убил Пенку Бедросян. Поэтому Антонов закончил словами:

— Нами найдено лицо, которое было в квартире убитой и могло дать ей яд. Но у него нет никаких мотивов для совершения столь тяжкого преступления.

— Вы продвигаетесь вперед, но очень медленно, — резюмировал Пиротский. — Кроме того, что мы ничего не знаем о мотивах преступления, у нас нет никаких данных и о происхождении яда. Откуда он появился у Пепи? У кого есть что добавить?

— Фосотион можно получить в какой-нибудь химической лаборатории, — сказал Консулов. — Это не проблема. Важно то, что мы не знаем, кто дал ей яд. Он действует одну-две минуты после приема, а Сивков был там целых полтора часа до смерти. И никого другого там не было. Это или убийство и убийца — Сивков, или же — самоубийство. Но вся обстановка того вечера никак не напоминает самоубийство. Это сказал даже сам Сивков.