Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев Страница 31

– Ох, хитер бобер! – говорил Суханов, глядя, как Леша выписывает баранки. – Баранка, баранка, крендель пшеничный. Хлебопек ты, Леша. Булочник, – в тоне Суханова звучало что-то тихое, любящее и одновременно снисходительное. – У меня соседка одна была, девушка шестидесяти четырех лет…

– Такие не бывают!

Суханов сделал грустное лицо, покивал головой:

– Бывают, Лешенька, бывают. В медицинской практике даже восьмидесятилетние встречаются. Так вот у себя на работе до обеда эта девушка чертила кружочки в одну сторону, после обеда – в другую. Меняла направление, чтобы рука не уставала.

Леша Медведев угрюмо покосился на Суханова, пожевал губами. Он словно бы что-то хотел сказать, но ничего не говорил – заклинило Лешу. Лицо у него было тяжелым, из тех, что умелые литераторы бойко зачисляют в разряд квадратных. Прямо так и пишут: герой такой-то имел квадратное лицо, либо квадратную фигуру, хотя вряд ли кто из нас когда-либо видел квадратного человека. Нет таких людей! Как нет и квадратных лиц. Лицо может быть угловатым, круглым, вытянутым – каким угодно, но только не квадратным. Медведев был пострижен коротко, под ежика. Черты лица при всей массивности были мелкими, какими-то игрушечными, а вот глаза, они существовали отдельно от лица – беспомощные, добрые, выдавали застенчивый Лешин характер.

Иногда казалось, что Лешей управляют некие неизвестные силы, совершенно неведомые простому человеку, – он все время к чему-то прислушивался – к самому себе, к треску эфира, который он, похоже, слышал без наушников и рации, к движению льда, что лютый норд прибивал к берегу, мял, давил, лед стонал, скрипел, и не дай бог в эту белую стынь попасть какому-нибудь суденышку – лед раздавит, словно куриное яйцо, всосет в водную рвань и сверху накроет тяжелой хрустальной крышкой.

– Что ж, у тебя довольно уютно, – сказал Суханов, оглядев медведевскую каюту, – гнездышко! Ничего не изменилось, а стало уютнее. Театр начинается с вешалки, а моряк с каюты… Кстати, Леша, как ты думаешь, чем кончается театр? А? Аплодисментами, занавесом, парадным подъездом, у которого никогда не поймать такси, чем?

Леша переступил с ноги на ногу, стер со лба пот, поморгал глазами. Произнес в тон Суханову:

– Театр, Ксан Ксаныч, кончается пилюлями от головной боли.

– Тоже верно, – кивнул Суханов. – Особенно когда спектакль плохой.

Начальник рации Медведев жил по принципу, что в Арктике он не гость, а хозяин, здесь его дом, здесь можно скрыться от опостылевшей жены, от надоевших однокашников и тех, с кем когда-то в паре любил резаться в домино. Дома у себя он – гость, временный жилец, а здесь – хозяин. Поэтому каюту свою Медведев обиходил не хуже Суханова, только на другой манер – обзавелся зеленью, посадил два лимона. Те прижились, растут, дали в прошлом году завязь, из которой вылезли маленькие, по-стариковски сморщенные, размером чуть больше сливы, плоды – желтые, ноздреватые, почти без запаха, но кислые – страсть! Один из них радист попробовал, так потом полчаса не мог отдышаться, из глаз потекли слезы, пропал пульс – пришлось вызывать лекаря. А с чаем лимоны ничего, вполне сносный напиток получается.

Растет у Леши и березка, только кора у нее желтовато-серая, лаковая, с черными рисками, а когда березка станет белой – всю кадушку разнесет – корни у нее цепкие, мощные, не любят, если встречают сопротивление, есть фикус, есть столетник, посаженный в прочный пенопластовый ящик из-под импортной радиоаппаратуры – тара пестрая, оклеенная броскими винными этикетками – и каких только этикеток тут нет, целая коллекция! – есть полдесятка кактусов, самых разных, размером от бусинки до дыни, ощетинившихся колючками, похожих на злых ежей, целое ежиное семейство – и папа, и мама, и детишки.

А на деревянной приступке, прикрученной к стенке под иллюминаторами, у Леши целый огуречный лес. По ниткам, продернутым к потолку, тянется, распуская зеленые кудри, бойкая молодая завязь – у Медведева растут огурцы двух сортов: «зозуля» и «алма-атинские». Сегодня на календаре двадцать шестое марта – к Первому мая у Леши будут огурцы. Настоящие, зеленые, нежными пупырчатыми огурчиками пахнущие. Только если говорят, что огурцы состоят на восемьдесят процентов из воды, то Лешины будут состоять на все сто. В Арктике другие огурцы не вырастают – они питаются только водой. Срезав с нитки, их надо тут же, свеженькими, есть. Иначе огурцы через полчаса-час растекутся. Но все равно даже эта вода, имеющая форму огурца, – радость.

Медведев даже землю специально на судно привозит, готовит ее, как иногда готовят вкусное блюдо – с приправами, со «специями», всегда берет с собой запас, целый мешок – столько, сколько может унести на своих литых плечах, ухаживает за этой землей, следит, чтобы не запарилась, не закисла и не умерла. На севере, на островных зимовках у Леши друзья, они обязательно попросят эту землю, почва там худая, мерзлая, ядовитая, что ни посадишь в нее – ничего не растет.

Пока стояли на рейде да готовились к отходу, Леша умудрился еще порубить и посолить в большой кастрюле капусту, накрыл ее фанеркой, сверху придавил гантелями. Теперь зарядку делать не с чем, гантели заняты.

– Может, в лавке гири попросить, заменить тяжесть на тяжесть, а? – Медведев озадаченно чешет затылок. Хотя по лицу его видно, что шило на мыло не стоит менять, где гантели лежат, там и пусть лежат – зарядку-то все равно делать неохота, тем более в Арктике, где каждый глоток воздуха кажется последним, тело разрывает кашель, человек становится сонным, вялым, и его постоянно тянет опрокинуться набок.

Пока идет акклиматизация, человек перемещается, как амеба, сонно раздвигает воздух руками, предметы на пути ощупывает, главная цель у него – поскорее добраться до дивана, подсунуть под голову что-нибудь мягкое и забыться. Когда организм мало-мальски освоится в обескислороденном сухом воздухе – человек вновь превращается в человека.

– Мне бы твои заботы, гражданин учитель, – хмыкнул Суханов, сел на вертящееся, мертво приклепанное к полу кресло. – Давай, угощай чаем!

– Сейчас, Ксан Ксаныч, – засуетился Леша Медведев, неожиданно проворно выхватил из тумбочки высокий блестящий кофейник, отлитый из нержавейки, – не пройдет и года… – Розетки на ледоколе отличаются от бытовых, бытовые – двухрожковые, а эти – трех, все приборы, которые включают в корабельную сеть, имеют реле: как только нагреются, тут же самостоятельно вырубаются – мера, чтобы пожаров не было.

На Медведева приятно смотреть, когда он работает. Суханов скрестил руки на животе, хмыкнул: у Тургенева, в старой книге, с ятями и ижицами, он как-то вычитал, что человек скрестил руки на желудке. Как можно скрестить руки на животе – это понятно, но вот на желудке?

– А как насчет ведьмедя, Леша? Есть планы?

– Неплохо бы масёныша отыскать. От матери отбившегося, либо брошенку. Живо б