Олег Голиков - Рассказы Страница 33

мастерством. А вот образ Смерти, в отличие от многих писателей, остро чувствующих

жизненную энергетику и драму нашего существования, так и не был сотворён и описан в

полной мере, хотя мотивы самоубийства и казней встречаются в некоторых песнях

Владимира Семёновича. «Лежу – так больше расстояние до петли…» - если кто-нибудь

переживал мучительное состояние тяжёлого похмелья, тот знает, что точнее и не

скажешь. Итак, отсутствие образа смерти в творчестве Высоцкого, несмотря на его

известную склонность к некоторому трагизму и чёрному юмору, не может не удивлять

некоторых ценителей его таланта. Ведь всем известно, что одушевление явлений,

предметов, животных – основной инструмент образности в созданных песнях и

стихотворениях Гамлета из Таганки. Казалось бы, и карты в руки, но нет - в поэзии

Высоцкого традиционного русского декадентства и тяги к смерти, которым грешили

многие его современники и предшественники, не вписывающиеся в русло

социалистического реализма, мы не находим. Но каждая вторая песня надрывает душу и

заставляет, так или иначе, размышлять о вечных ценностях и о самой Вечности. Где здесь

скрытая пружина?

Методом каких недомолвок и намёков достигаются подобные аллегории и ассоциации –

«Ну вот исчезла дрожь в руках, теперь – наверх…»? Ведь это песня о горах, не более того,

но, сколько мощного провокационного материала содержится в её строках! И так во

многих творениях – поётся об одном, а через строчки проглядывает тёмная Пустота.

Двумя, на мой взгляд, знаковыми исключениями, в которых тема смерти представлена в

явном виде, являются песни «Кони привередливые» и во многом пророческий

«Памятник». И что самое любопытное – именно эти творения стали впоследствии

символом его трагической судьбы, его безусловного проигрыша в борьбе со смертью,

которая словно «обезглавила» поэта в расцвете сил, мстя ему за пренебрежения к

собственной личине. И что прослеживается в причинах ужаса последних дней Высоцкого?

Закономерность, судьба, случайные совпадения? Сегодня об этом можно лишь гадать –

смерть надёжно заметает свои следы, уносясь в чёрных санях за неземные горизонты, где

Владимир оказался одним из первых своих сверстников.

«Я должен первым быть на горизонте!» - не это ли желание было исполнено грозной

вестницей небытия? А может разгадка его судьбы всё-таки содержится в одной из песен?

Пренебрежение или чрезмерный интерес к этой страшной даме, возможно, наказуем, а

может быть наоборот – чреват яркой короткой жизнью, взрывающейся в лучах

посмертной славы.

---------------------------------------------------------------------------------------------------

ПАРЕНИЕ НАД ПУСТОТОЙ

Сегодня становится ясно, что самым колоритным и выразительным носителем

русскоязычного эпоса последних десятилетий является Саша Башлачёв. Невероятный

надрыв, самобичевание и благость, присущая русскому славянству, проживающему на

уже неизвестно какой территории, в песнях Башлачёва получили новую эмоциональную

составляющую – метафизическую обречённость. Теперь уже сложно разобраться в

причинах, заставивших 28-летнего поэта шагнуть из окна высотного дома, но одно

очевидно – он шёл к этому трагическому взлёту сквозь грозный строй своих песен, то

приближаясь, то удаляясь, но никогда не меняя направления. Отмеченный смертью всегда

предчувствует свою участь, особенно в молодом возрасте. Может быть «любимцы богов

умирают молодыми», но нам, живущим в это так сложно поверить, а смириться и вовсе

невозможно.

Творчество Башлачёва подразумевает очень «короткое» знакомство со слушателем,

буквально на расстоянии дыхания. Иначе вся притягательная магия может

восприниматься просто как рок-н-ролльный интеллигибельный порыв в его

классическом понимании. Но здесь нечто гораздо большее – пропуская башлачёвскую

песню-крик через себя, мы точно понимаем, что всё здесь правда от начала и до конца, но

правда ужасная, неотвратимая как сама смерть. И всё это кошмарное богатство так крепко

обрамлено невероятным по силе русским языком, что невольно становится страшно от

предчувствия какого-то неминуемого превращения вычурного хоровода исконно русских

образов в кафкианскую реальность безнадёжности.

В Башлачёве, при всём его личном обаянии, изначально царила тёмная сила небытия,

которая превращала каждый его новый опус в леденящий душу крик славянского назгула

над пустотой бытия, в котором мы существуем. Только смерть могла так чётко расставить

акценты, так выразительно расписать образы в страшную хохлому, сквозь которую уже

проступал провал окна, куда, ужаснувшись самого себя, шагнул Александр Башлачёв. В

чём-то его творчество и его судьба схожи с гоголевским гротескно-кошмарным

коловращением. Но как бы там ни было, все тайны его внезапного полёта над бездной

остались неразгаданными, и снова здесь видится рука истинного мастера маскировки –

смерти.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО ОЛЕГА ЯНКОВСКОГО

Истинно мудрые люди почти всегда озарены неким неземным светом, лучащимся в их

глазах, жестах и фразах. А если они ещё и талантливы – то этот свет усиливается

многократно.

Олег Янковский – мощное явление в нашем кинематографе, которое подобно творчеству

Достоевского, рассекшем в своё время на две условные половины всю русскую

литературу – на «до» и «после». Так случилось и в кинематографии – «до Янковского» не

было в наших кинолентах героя, способно одинаково блестяще сыграть тонкого

философа Мюнхгаузена, злого умного Дракона и выпивающего токаря в фильме

«Влюблён по собственному желанию». И дело даже не в многогранности перевоплощения

– хитроумный Янковский легко узнаваем в любой роли. Его озорно-лукавый взгляд с

лёгким прищуром даже в образе страшного Дракона даже самым непроницательным

зрителям выдаёт истинно светлую личность этого великого актёра.

Любая роль Олега Ивановича – это погружение в серьёзные философские размышления,

будь то бытовая философия сорокалетнего неудачника в «Полётах во сне и наяву», или же

захватывающие дух глубины фраз в «Обыкновенном Чуде» и в «Бароне Мюнхгаузене».

Сегодня сложно назвать его знаковую роль, хотя сам актёр всегда отдавал предпочтение