Сергей Жемайтис - Поединок на атолле Страница 34

– Какая же тут удача, раз ты погибнешь вместе с ними? – сказал я, потрясенный тем, что он совсем не думает о себе.

– Ну нет. Я буду в самом выгодном положении, стану поменьше ходить на ют. Приготовлю пробковый пояс.

– Ты сам сказал, что удача обманчива.

– Постараюсь ее подольше держать в руках. «Лолита» утонет не сразу. У меня будет время для спасения.

Он шутил и смеялся, помогая нам грузить вещи и копру.

На «Лолите» из иллюминаторов капитанской каюты доносилась музыка. Недалеко от нашей хижины горел костер, оттуда слышались пьяные возгласы.

– Очень хорошо, что ты уходишь. Там, на «Лолите», и здесь, на берегу,- банкет. Завтра ты будешь далеко.

Весь груз находился уже в катамаране, экипаж его тоже занял свои места. Мы с Жаком вдвоем немного задержались на берегу. Он еще несколько раз повторил адрес, по которому я мог написать ему «в лучшие времена».

Сахоно нетерпеливо кашлянул.

Жак сказал:

– Пускай вода и небо помогут вам. Правда и мужество победят!

Я пожал его маленькую, сильную руку.

Необдуманный шаг

Бывают такие периоды в жизни человека, когда все у него складывается так удачно, будто кто-то помогает ему в этом. Полоса везенья началась у меня, как только я попал на остров. Здесь я добился свободы, отстоял свою жизнь во время путешествия на плоту, спасся от верной смерти на «Лолите», встретил друзей и, наконец, успешно вступил в борьбу с коварным и сильным врагом. Мне казалось, что и дальше меня ждут только одни победы. Взорвется и пойдет на дно «Лолита», все мои недруги будут уничтожены или обезврежены, и путь на Родину откроется для меня.

Тогда я еще не понимал, что без помощи других мне никогда бы не пришлось писать эти строки. Вилли, Поль, дядюшка Ван Дейк, Сахоно, Жак и еще много-много других хороших людей приняли участие в моей судьбе в эти тяжелые дни.

Нашему бегству помогала непроглядная ночь. В этом случае нам действительно повезло. Надо добавить, что и ветер дул ровный, без порывов и не особенно сильный – тоже не малая гиря на весах удачи, особенно при плавании в океане на таком утлом суденышке, да еще ночью.

Вода слегка светилась, а на рифах белела, показывая опасные места. Нас никто не окликнул. На «Лолите» все еще гремела музыка, когда мы выходили из канала. Вместе с нами покидали остров два других семейства.

Когда светящиеся рифы остались позади, ощущение движения прекратилось. Будто мы стояли, покачиваясь на одном месте перед черной стеной, но стоило опустить руку за борт или посмотреть за корму, на голубой след, и лодка наша как бы устремлялась вперед, в неизвестность.

Пассат легко, без порывов летел над океаном, увлекая нас за собой.

Иногда Сахоно издавал протяжный душераздирающий вопль, ему откликались таким же воплем с других катамаранов. Или Сахоно сам, как эхо, повторял сигнал товарища.

Не видя друг друга, не имея навигационных приборов, даже простого карманного компаса, шкиперы катамаранов не рыскали по сторонам, а держались на тех же интервалах, как и при выходе из лагуны, об этом я догадывался по голосам, прилетавшим из тьмы: все время они звучали с одинаковой силой.

У ног Сахоно сидела его жена и без умолку что- то рассказывала, коротая мужу часы бессменной вахты. Тави и Ронго похрапывали среди мешков с копрой. Я тоже уснул возле них сладким сном человека, избежавшего смертельной опасности. Да только очень скоро, как мне показалось, меня разбудили громкие голоса. Светил подросший месяц. Недалеко от нас покачивалась лодка. Сахоно и Хуареи вели с ее хозяевами оживленный разговор. Я разглядел в неясном лунном свете еще несколько катамаранов, похожих на рыб, поднявшихся из глубины вод.

Ночь в океане тише, чем в пустыне. Там зашуршит песок, обваливаясь с крутого склона бархана, зазвенит под ветром сухая былинка, и снова тишина, а здесь в безветренную ночь тишина еще полнее, еще торжественнее. Пассат в ту ночь еле дышал.

Неторопливый разговор людей на незнакомом певучем языке, легкое поскрипывание противовесов только сильнее подчеркивали тишину и покой, царящие под этими звездами.

Вслушиваясь в тишину, я ловил каждый звук и, глядя на север, ждал, что там сверкнет вспышка и потом докатится гулкий взрыв.

«Взрыв под водой можно и не услышать,- думал я,- и пожара могло не возникнуть. Просто трахнула мина, и «Лолита» тихо пошла на дно. Спасся ли Жак?..»

До утра мы простояли на якоре среди целой флотилии катамаранов. Сюда для чего-то собрались ловцы жемчуга. Утром в соседней лодке я заметил свинцовые грузила на длинных веревках, сетки и корзины для раковин. Меня удивило, почему они собрались в открытом океане. Дядюшка Ван Дейк рассказывал мне, что жемчужные раковины добывают в лагунах, где нет особенно сильных течений, да и сам я убедился в этом, доставая раковины для Ласкового Питера.

Все объяснил Сахоно. Ткнув пальцем за борт, он сказал:

– «Орионо»!

Я понял, что под водой лежит наша шхуна. Мы находились на банке. И действительно, иногда в ложбинах между пологими волнами просвечивали скалы, поросшие косматыми водорослями.

На западе виднелся остров.

Один из трех катамаранов нашей флотилии уходил дальше, какие-то более серьезные дела ждали его на родном атолле, и Сахоно дал мне понять, что я могу отправиться с попутчиком, а они пробудут здесь еще день. Я отказался, думая, что опасность уже осталась далеко позади, и я никогда больше не увижу ни Ласкового Питера, ни «Лолиту». Мне не хотелось расставаться с гостеприимным семейством, да и, по правде говоря, хотел посмотреть, что осталось от нашего «Ориона». Если бы я только мог предвидеть все последствия своего необдуманного шага!

Все семейство Сахоно, включая и его самого, стало нырять с лодки. Они не принимали участия в работах по спасению груза, а поднимали со дна вещи, которые могли пригодиться в хозяйстве или имели какую-либо ценность. Самой лучшей ныряльщицей оказалась Хуареи, она дольше всех оставалась под водой и никогда не показывалась на поверхности с пустыми руками.

Я несколько раз проплыл под водой от кормы до носа «Ориона».

Корабль лежал боком, сильно прогнувшись посредине, на глубине восьми метров. Мачты у него были снесены. Наверное, его несколько раз перевернуло, пока он навечно улегся среди скал. Пробоины в корпусе темнели рваными ранами. Больно было смотреть на корабль, который был все-таки моим домом, и где, несмотря на тяжелую службу, я пережил много хороших, светлых минут, где встретил и потерял друга – дядюшку Ван Дейка.

Часам к девяти утра к нашей флотилии со стороны острова подошел паровой катер.

В воде шныряло множество пловцов, нанятых для подъема груза, и просто любителей, действующих на свой страх и риск, вроде нас. Ныряльщики со всех сторон осматривали корпус погибшего корабля, каменистое дно и даже проникали в жилые помещения. Когда я подплыл к разбитому иллюминатору матросского кубрика и хотел заглянуть в него, меня страшно напугал один из таких смельчаков. Он появился в иллюминаторе, держа в руке резиновый сапог.