А Адалис - Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4 Страница 34

— Эврика! Седжи, о, Седжи! Как это могло сложиться?

Формула была найдена просто, как подкова. Задачу получить ее в собственность Броунинг взял на себя.

— Дуракам счастье, — с деланным хладнокровием сказал Сергей и поскорей склонился над работой.

Чем ближе время подвигалось к докладу, тем больше Щеглов нервничал. Наконец, в последний день его и вовсе замутило.

— Знаете, Арт, у меня с совестью дело, кажется, не совсем чисто. Плохо мне от моего изобретения. Неправильно я поступаю, что даю этим пацанам возможность скрыться от советского глаза. Ведь мы совершенно не знаем точки, в которой находится эта республика.

Арт прервал тихие излияния Сережи.

— Бросьте, Щеглов. В чем дело? Поймите хорошенько, что вы обязаны выбраться отсюда в Москву! Хорошая совесть сама постоит за себя.

Наступил день доклада. Сергей явился в зал за полчаса до заседания. Еще никогда он не тосковал так истошно о толстовке и о штанах. Путаясь в прокаженном шелке, он прогуливался по зале, нетерпеливо выглядывая из окон. На повороте аллеи показался Арт. Сергей окликнул его. Броунинг вошел в зал.

— Никого?

— Еще рано. Думаю, минут через двадцать.

Арт посмотрел по сторонам и тихо ободрил друга. Сергей искоса поглядел на товарища и крепко пожал ему пальцы. Арт продолжал утешать.

— Как это все вышло просто, если бы вы знали. Этот болтун уплыл сегодня на все утро, любезно предоставив лабораторию в мое распоряжение. Я и распорядился. Переписал. Только это нельзя так оставить.

Зал начал наполняться народом. В назначенное время члены Совета заняли соответствующие места за красным столом. Легкий звон традиционного колокольчика прекратил деликатное покашливанье и высокий профессорский шепоток. Председатель вытянул шею.

— Считаю 184 Заседание Малого Зала Научного Совета Обороны открытым… Прошу.

Сергей взошел на трибуну и разложил перед собою затасканные листки.

— Уважаемые сограждане. Доклад мой будет короток, как и мое пребывание, пока, конечно. Я собираюсь принести существенную пользу охране границ республики. Как я могу сообразить, земные границы республики охраняются более чем хорошо, и опасность с этой стороны грозить нам не может, но есть огромная опасность сверху с воздушных границ.

Надо вам принять во внимание, что Советский Союз Социалистических Республик — это сила мирового наполнения. Советская техника развивается с той быстротой, с какой младенец в утробе матери повторяет всю историю развития всего человеческого вида. Аэропланы советского завтра — это великолепная вещь. Кроме того, вы вряд ли можете себе представить, что такое советский летчик! Он перелетит в два счета Гималаи и не будет беспокоиться, что под ним Гауризанкар! Да вот и тов. Броунинг перелетел Гиндукуш. До сих пор республика была достаточно умна и сильна, чтобы не бояться твердолобых колонизаторских хищников, но с идейным врагом, Советским Союзом, ей не справиться.

Он облегченно вздохнул — с риторикой было покончено.

— Как видите, уважаемые сограждане, опасность в прямом смысле слова — над нами, и эту опасность надо ликвидировать в самом начале. Как я понимаю, главная задача Совета Обороны — полная тайна местонахождения республики. И для дальнейшего мирного процветания и строительства страны эту тайну необходимо сохранить. Есть два пути охраны со стороны воздуха. По первому пути я не пошел, считая его опасным и бесполезным; это — план остановки вражеских моторов электроволнами, но парочка катастроф поставит живейшую проблему перед научным миром за границами республики, а разрешение этой проблемы — война.

Лучше республике счастливо жить, чем воевать. Вы сами так думаете, сограждане. Второй путь — более разумный: это особая маскировка. Ну, вот. В последнюю мировую войну устраивали дымовые завесы, это неудобно и негигиенично. Мы — брезгливы. Поэтому я предлагаю устроить завесы облачные.

Зал с напряжением слушал докладчика. На экране вспыхнул черными и цветными линиями чертеж. Щеглов с удивительной ясностью пояснил его короткими фразами. Сущность изобретения сводилась к следующему: кольцо гор, окружавших котловину республики, он предлагал избороздить сетью каналов, постоянно наполняемых водой. Благодаря вулканическому огню вся эта вода в любое мгновение могла быть обращена в пар и сгущена в облака обычными электрическими разрядами. Сергей подробно объяснил простейшее устройство каналов, подводящих подземный огонь из уже имеющихся вулканических цистерн.

— Вот это и есть мой проект. Все подробные расчеты я представляю Ультра-Совету Обороны в дополнительном рукописном докладе. Я кончил.

Не успел Сергей выпустить ногу из шелковой хламиды, как на него обрушился гром аплодисментов. Смущенный докладчик спотыкаясь сбежал по ступенькам в залу и уселся около Броунинга.

После короткого совещания поднялся председатель. Голос его звучал торжественно.

— Совет Обороны благодарит молодого члена нашей республики за сделанный доклад первостепенной важности. Проект его принимается в целом. Утверждение проекта будет произведено на расширенном заседании Ультра-Совета. Совет Обороны будет ходатайствовать перед Ультра-Советом о присвоении гражданину Щеглову звания почетного члена республики, а со своей стороны Совет Обороны приглашает его и его друзей на банкет избранных, имеющий быть в день ближайшей Селены.

Прокаженные с поздравлениями обступили Сергея.

Глава двадцать вторая

БЕЗ НАЗВАНИЯ

Борис прохаживался по терему нарочито крупными и нервными шагами. Новая, немного неудобная мысль о том, что связь с Эйридикой может оказаться теперь весьма полезной, еще не успела дерзко оформиться, но уже будоражила и настраивала. Наконец он остановился и произнес сакраментальную фразу:

— Ты — Эйридика, а я — Орфей, и я выведу тебя из царства теней в дневные просторы.

Девушка продолжала сидеть, не шевелясь. После недовершенного убийства собаки дочь Эвгелеха мучили навязчивые опасения, что ложь откроется и Борис доберется до сути — до страстной и оскорбительной для девического самолюбия Эйридикиной любви.

— Выведу, как пить дать! — раздраженно повторил Борис, не дождавшийся эффекта. Его начинала пугать эта скрытая и необычайно интенсивная внутренняя жизнь. Эйридика подняла средневековые глаза:

— Мерси. Я не знаю только, нужно ли это?

Поэт опешил:

— То есть как нужно ли? Ведь там так много времени.

— Какого времени?

— Жизни!

Эйридика снова задумалась. Что легче: идти так далеко по неудобным местам или быть безболезненно казненной правительством, когда уйдет Борис? — пыталась решить она. А что Борис уйдет, было уже давно решено ее одинокими ночами жалости и жертвенных фантазий. Дочь Эвгелеха знала входы и выходы, она хотела только помедлить немного, и причиной этой медлительности была странная надежда. Каждый вечер, ложась спать, девушка верила, что у нее переменится характер и что она проснется с новой жаждой жизни, которая заставит ее бежать в мир, но утро наступало, а в изнеженном сердце оставалась прежняя смертельная лень. Борис потерял стиль разговора. Он решительно чувствовал себя Сережей, Броунингом и Буденным вместе взятыми, когда ему приходилось мучить эту царевну-лягушку.