Франк Хеллер - Финансы Великого герцога Страница 34

Очевидно, она хотела продолжать, но он перебил ее:

— Благодарю вас за доверие, мадам. Но тогда мне придется задать вам еще один вопрос. Как вы думаете, враги знают о вашем отъезде?

— Это возможно, — сказала она, запинаясь. — В отеле я ничего не говорила, но после обеда, перед тем как выехать вместе с Жаком в город, я уложила вещи… Вы полагаете…

— Я почти уверен, что они поставили соглядатаев на главных вокзалах — если только их возможности им это позволяют?..

Он вопросительно взглянул на нее; она кивнула почти надменно.

— Тогда остается одно: вам нужно замаскироваться, и немедленно.

— Замаскироваться? Что вы хотите этим сказать? Где? И сколько времени осталось до отхода поезда?

— Чуть больше пятнадцати минут. Где? Здесь, в машине. Подождите, сейчас вы все поймете.

Филипп Колин, которого теперь уже, наверное, узнал наш читатель, высунулся в окно и дал шоферу знак остановиться.

— Сколько отсюда до Лионского вокзала?

— Четверть часа.

— Не годится. У вас десять минут.

— Невозможно.

— Так надо.

Бедный шофер сомневался.

— Порядочное превышение скорости, — пробурчал он.

— И превышение таксы. Скажем, вчетверо. Плюс, если понадобится, оплата штрафа.

Шофер просиял.

— Mais alors, naturellement, monsieur![50]

Он уже хотел запустить мотор, но Филипп Колин махнул ему рукой:

— Не трогайте, пока я не скажу! Мне самому нужно пять минут; вам на дорогу останется ровно десять.

Озадаченный шофер снова остановил машину, а Филипп Колин тем временем молниеносно вытащил из внутреннего кармана дорожный несессер. Обронив «Простите, мадам!», он в следующую секунду освободил голову своей спутницы от синей вуали и шляпки. Затем его длинные, тонкие пальцы заплясали между маленьким несессером и ее лицом. Грим, помада, пудра и тушь ложились на ее лицо быстро и в полной тишине — то здесь, то там. Сквозь окно в салон падал свет от электрической дуговой лампы, и молодая дама, широко раскрыв голубые глаза, наблюдала в зеркале за превращениями, которые с ней происходили. То, на что требуется пятнадцать или двадцать лет, пальцы господина Колина сделали не более чем за четыре минуты: ее кожа сделалась дряблой; в уголках глаз появились усталые морщинки; у носа залегли складки, еще две или три перерезали лоб. Подбородок получил выражение вялости и безволия, и наконец настал черед заняться волосами. Несколько прикосновений маленькой расческой — и молодая женщина, к своему удивлению, увидела, что у нее в волосах, на висках и у шеи, появились многочисленные седые пряди. Не давая ей времени восхититься своим умением, Филипп схватил ее шляпку, пробормотал: «Варварство, но ничего не поделаешь», оторвал два больших, украшавших ее пера, сунул их в карман, а шляпку снова надел на голову. На шляпке он закрепил вуаль, завязав ее в маленький неописуемый узелок, какие обычно носят пожилые путешествующие англичанки.

— Что, если вы снимете автомобильный плащ? Вы не простудитесь? Он слишком узнаваем.

Молодая леди кивнула, смущенно улыбнулась и сняла плащ, под которым оказался синий костюм. В следующую секунду он свернул плащ и засунул его между подушек.

— Сойдет, — пробормотал он, критически окидывая ее взглядом. — Не забудьте, что вы должны ступать как можно тяжелее и опираться на мою руку. Вы говорите по-английски? Хорошо. Об остальном я позабочусь. Мы готовы! Пять минут ровно, — крикнул он шоферу.

Урчание мотора вмиг превратилось в пронзительный рев, и машина рванула вперед со скоростью снаряда, выпущенного из пушки. По-видимому, шофер, перед мысленным взором которого маячил четырехкратный гонорар, счел слишком рискованным ехать по главным улицам и на первом же углу резко крутанул машину, бросив трепещущую молодую леди в объятия Филиппа. Затем на той же бешеной скорости они помчались по длинным узким улицам, которые освещались газовыми фонарями не лучше, чем если бы это были обычные сальные свечи. На перекрестках, которые шофер проезжал, как скоростной поезд, ставя под угрозу безопасность всех окружающих и пренебрегая всеми возможными правилами, пассажиров регулярно подбрасывало почти до потолка. Раз-другой они замечали смутные очертания людей, выбегающих из переулков, а один раз каким-то чудом им удалось не врезаться в забор, который не был освещен и уведомлял о том, что проезд закрыт. Они затормозили так резко, что секунду им казалось, что автомобиль рассыпется на кусочки; но уже в следующий миг шофер вырулил на поперечную улицу и с той же умопомрачительной скоростью помчался дальше по сети переулков, где ему каждую минуту приходилось сворачивать то вправо, то влево, потому что ни один из них не был длиннее двухсот метров. Обоим пассажирам машина начала казаться урчащим животным из семейства кошачьих, которое перемещается гигантскими прыжками и между ними резко останавливается. Филипп Колин, хотя и хорошо знал парижских шоферов, невольно затаил дыхание и шепотом божился, обещая поставить Богородице восковую свечу, если все кончится благополучно. Внезапно шофер, сбросив скорость, вывернул на открытую площадь и остановился прямо перед входом в Лионский вокзал. Филипп посмотрел на часы.

— Девять минут, — пробормотал он. — Клянусь Гелиосом и его горящей колесницей, это стоит пятикратной таксы!

Он выпрыгнул из машины и протянул шоферу сто франков; тот стоял рядом с тарахтящей машиной, преисполненный галльского самодовольства. Затем Филипп махнул своей спутнице.

— Этель, dear,[51] — крикнул он, подражая неприятному американскому носовому прононсу, — поторопись, please,[52] не то мы опоздаем на поезд!

Шофер, бледный кареглазый парижанин, лукавый, как все представители его нации, изумленно уставился на даму, к которой относились эти слова.

— Nom d'un chien![53] — пробормотал он, держа в руке свою банкноту. — На бульваре Капуцинов ко мне села молодая дама в автомобильном плаще, а у Лионского вокзала я высаживаю сорокалетнюю англичанку, которая еле двигается! Nom d'un chien — надо поскорее сматывать удочки и сбыть эту сотенную с рук!

Шофер поспешил претворить свое решение в жизнь, а Филипп Колин и его увядающая невеста быстро зашагали по перрону. По дороге Филипп оглашал перрон назальными американскими возгласами о том, что они опаздывают, а она вторила ему с актерским мастерством, которого он никак не мог от нее ожидать. После нескольких секунд форсированного марша они очутились перед пятым вагоном ночного экспресса; с помощью Филиппа она с трудом поднялась в вагон. Оказавшись внутри, он наклонился к ней и спросил шепотом, все еще по-английски: