Станислав Валах - Партизанские ночи Страница 38

«По информации конфиденциальных лиц (Ф-Маннмельдунген) и после тщательного расследования установлено, что так называемая банда «Болека» (Болекбанде), которая с весны 1943 года бесчинствовала в районе Хжановском и прилегающих районах, совершая многочисленные убийства, диверсионные акты, особенно на железнодорожных перегонах, грабительские нападения и кражи со взломами, имела свою базу в квадрате карты 696 поблизости от Либёнжа Хжановского района. В качестве укрытия банде служила выкопанная под землей нора (Юнгвильдвонунг), площадью около 25 квадратных метров, необычайно тщательно замаскированная и трудная для распознавания.

6 мая 1944 года солдаты окружили соответствующий участок леса, а затем, поскольку укрытия банды на основе полученной от конфиденциальных лиц информации обнаружить не удалось, тщательно обыскали местность. Благодаря очень детальному поиску (простукивание земли) был найден хорошо замаскированный вход в убежище (60×60). Бандиты, заметив, что они обнаружены, тут же открыли огонь и попытались бежать. Двум из них удалось покинуть бункер и обратиться в бегство, но они были застрелены солдатами, заранее расставленными вокруг всего участка. Третий при помощи пистолета калибра 0,8 пытался пробить себе путь к отступлению, но был убит выстрелом в голову одним из гестаповцев.

Оставшиеся в бункере бандиты не реагировали на призыв сложить оружие и продолжали стрелять. Их забросали гранатами, дымовыми и обычными, а затем парализовали их действие при помощи специального заряда взрывчатых веществ…

Главарь банды Станислав Баран, кличка «Болек», родившийся 18.VIII. 1908 г. в Хжанове, имел пистолет 0,8 с длинным стволом и был застрелен в порядке обороны, когда он выходил из укрытия. Баран был начальником штаба «Армии Людовой» Верхне- и Нижнесилезского округа. Его бандитская группа относилась к числу самых опасных, поскольку состояла исключительно из коммунистов-фанатиков, каждому из которых впоследствии готовилась роль самостоятельного руководства бандой или группой «Армии Людовой».

В гестаповском рапорте перечисляются далее защитники бункера, по список составили гитлеровцы главным образом по показаниям раненых, а те ради спасения семей товарищей приводили неверные данные. Фактически список этот должен был выглядеть следующим образом:

1. Станислав Баран, кл. «Болек», род. 18.XI. 1906 г. в Либёнже Малом, повят Хжанов.

2. Бронислав Пежхала, кл. «Збышек», род. 3.IX. 1923 г.

3. Юзеф Дудек, кл. «Виктор», род. 22.II. 1923 г.

4. Томаш Заяс, кл. «Лойзик», род. 18.IX. 1909 г.

5. Юзеф Шалёнек, кл. «Валек», род. 8.V. 1904 г.

6. Ян Чубая, кл. «Антек», род. 10.IX. 1914 г.

7. Винцентий Познаньский, кл. «Адам», род. 1.IV. 1908 г.

8. Роман Трыбусь, кл. «Зыгмунт», род 3.II. 1912 г.

9. Юзеф Генборский, кл. «Куна», род. 19.XI. 1922 г.

Отправленные в Освенцим раненые были там скоро убиты.

В захваченном бункере гитлеровцы нашли несколько пистолетов, револьвер, пять двустволок, взрывчатые вещества, ручные гранаты, ключи для развинчивания рельсов, запасы продовольствия, 1000 марок, различные газеты и инструкции, семь печатей ППР и Армии Людовой, а также дневник отряда имени Я. Домбровского.

Убитых аловцев гитлеровцы сфотографировали. Тела их были выставлены для опознания жителями Либёнжа и Бычины. До сего дня матери и жены убитых с ужасом вспоминают минуты, когда они увидели изуродованные тела своих близких. Они не могли выдать свои чувства в присутствии гестаповцев. Признаться в родственной связи с убитыми означало подвергнуть себя самым страшным репрессиям. Семьи убитых и жители Либёнжа выдержали этот трудный экзамен.

Погибли самые самоотверженные и опытные солдаты. За их смерть враг нам еще дорого заплатит.

Целый день просидели мы в лесу возле Домба над Пжемшей, в нескольких километрах от ликвидированного бункера. Мы были страшно угнетены и только изредка обменивались словами. Сидевший рядом со мною «Вицек» был потрясен до глубины души. В бункере находились также его ребята из бычинской группы. Он очень гордился ими и всегда старался, чтобы они выделялись дисциплиной, храбростью, подтянутостью и внешним обликом.

— Помнишь «Куну»? Мне его, пожалуй, больше всего будет недоставать.

«Куну» забыть невозможно. Еще будучи «легальным», он разбил себе молотком палец, чтобы получить у врача освобождение от работы и пойти с нами на операцию. Придя на место сбора с завязанным пальцем, он уверял нас, что больная рука ничуть ему не помешает. У него была большая семья, и однажды перед выходом на задание он обратился ко мне с просьбой в случае его гибели изуродовать ему лицо до неузнаваемости. Этим он хотел уберечь своих близких от репрессий. Радость, злость, восхищение или удивление он выражал каким-то неслыханным ругательством — «курдемоль». Веселый парень, обладавший лучшим голосом в отряде, он часто напевал, из-за чего получил несколько прозвищ — «Кепура», «Соловей», «Ангелок», «Хорист». После ранения в Бычине он быстро выздоровел и вернулся в отряд, как и прежде полный энтузиазма и оптимизма, которых хватило бы на троих. Голова у него была вечно занята будущим, он постоянно думал об освобождении и пытался представить жизнь в уже свободной Польше.

О смерти Романа Трыбуся — «Зыгмунта» я решил сам поговорить с его семьей. Я знал его отца, старого активиста ППС — Левой, который уже несколько лет был прикован к постели, но вся его семья — жена, дочь, два сына — были участниками подполья. Роман состоял вначале в одной из «легальных» групп, по все время рвался в лес. Его поддерживал отец, и я в конце концов поддался их уговорам и принял Романа в отряд. Теперь я представлял себе отчаяние отца. Не знал я, что этот болезненный человек поступит совершенно неожиданно и попросит принять в отряд второго его сына — Владислава. В отряде Владислав взял себе подпольную кличку брата и вскоре стал командиром либёнжской группы.

Товарищи в бункере у Высоки Бжега уже знали о нанесенном нам ударе и боялись, что мы погибли вместе со всеми. Наше появление было неожиданным, и они искренне нам радовались. Однако радость эта была непродолжительной… Всех мучила боль и отчаяние, вызванное гибелью товарищей, и вопрос: что же будет дальше? До утра в бункере никто не сомкнул глаз. Мучил вопрос: от кого узнали гитлеровцы о расположении бункера? Они действовали наверняка и сразу же окружили нужный участок либёнжского леса.

В ту памятную ночь было решено: мстить. Гитлеровцы, которые хвалились, что ликвидировали всю «коммунистическую банду», и надеялись, что теперь здесь воцарится покой, должны были горько разочароваться в своих надеждах.

На следующую ночь вместе с группой партизан я вышел из бункера. Укрытие мы замаскировали, так как в ближайшие дни не собирались им пользоваться.