Виктор Смирнов - Искатель. 1967. Выпуск №4 Страница 39

— Не могу!.. — крикнул ему вдогонку Федор.

Шум мотора слышался все явственнее.

Бежать до дороги еще метров триста. Федор поглядел влево, в ту сторону, откуда ждали бронетранспортер. И там ясно виднелась меж стволов полоса дороги. И тем, кто находился в машине, не составляло никакого труда заметить в просвеченном солнцем лесу людей, которые мчались к ним с необыкновенной скоростью. Разведчики подбежали к обочине, спрятались за деревьями, а машина с полковником все еще не появлялась.

— Не лезть под пулеметы! — приказал Королев. — Рассредоточиться. Дистанция — двадцать-тридцать метров. Первым бросает гранату левофланговый Свиридов. Занять места.

Федор остался около Свиридова. Все залегли у крайних к дороге деревьев, спрятавшись за комлями, около которых поднималась густая, но уже пожухлая трава.

И вот, словно специально дождавшись, пока разведчики займут удобную и выгодную позицию, из-за поворота появился бронетранспортер. Он был тупорыл, в камуфляжных разводах. Через открытый броневой щиток виднелось лицо шофера. Он то и дело отворачивался, очевидно отвечая на вопросы своего пассажира, Вот он чему-то засмеялся, откинув голову, показав оба ряда отличных белых зубов.

Тень от бронетранспортера скользила по краю кювета сбоку и чуть сзади, и Федор подумал, что Свиридов бросит гранату именно тогда, когда тень машины окажется против дерева, за которым тот спрятался. И не ошибся. Быстрая фигура сержанта взметнулась рядом с деревом, едва передние колеса бронетранспортера поравнялись с комлем.

Взмахнув рукой, Свиридов сделал два прыжка вслед машине и швырнул гранату. Сам скатился в кювет, втянув голову в плечи. Федор спрятался за дерево секундой позже. Граната, брошенная сержантом, угодила под брюхо машины.

Взрыв прозвучал отчетливо, резко. Разведчики подскочили к машине, завалившейся в кювет. Брюхо бронетранспортера разворотило взрывом. Федор подоспел первым. Прыгнул в кузов.

Пахло взрывчаткой. Федор чихнул. Протер глаза. Четверо фашистов были убиты. Федор отодвинул изуродованный труп полковника в сторону и обыскал его. Взял все бумаги, сунул в подсумок от гранат.

— Машина! — послышался крик Глыбы.

— В лес! Быстро! — скомандовал Королев.

Федор замер на миг, услышал шум мотора, кинулся к лесу. Он был у дерева, нагнулся за гранатами, когда пули, взвизгнув, с треском расщепили кору дерева над его головой. Федор снова залег у комля и дал очередь по машине, очевидно выехавшей встречать бронетранспортер. Но сидевшие в ней солдаты повыскакивали уже на противоположную сторону дороги и залегли в кювете.

Это было ошибкой фашистского офицера. Разведчикам пришлось бы куда хуже, если бы преследователи оказались на одной стороне с ними: прячась за деревьями, фашисты без труда окружили бы группу. Теперь им предстояло пересечь дорогу под огнем разведчиков.

Гитлеровцы палили отчаянно, но, как при всякой отчаянной пальбе, огонь их не отличался прицельностью. Пули визжали, били по стволам, будто кувалды.

Когда разведчики спрятались за ствол какого-то дерева, Королев приказал, протянув Федору еще пачку бумаг:

— Спрячь к тем. Приказываю добраться живым.

Федор приложил руку к груди. Он не ожидал такого поворота. Он не хотел оставлять товарищей в бою. Возможно, всем удастся оторваться. Федор открыл было рот, но Королев, свирепо взглянув на него, поднес пистолет к носу Федора.

— Во что бы то ни стало добраться живым. Передать документы. — Королев опустил пистолет, убедившись, что Федор понял его правильно. — Через минные поля поведет Николаев. Ты, Федор, за ним. Все. Мотайтесь! Быстрее! Ужом ползите! — Королев кинулся обратно к дороге.

Николаев толкнул Федора в бок, и они двинулись.

Ползли долго. Добравшись до кустов, прикрываясь ими, побежали. Позади, отдаляясь, рокотали автоматные очереди, глухо рвались гранаты и опять стучали автоматы.

Потом все смолкло.

Федор остановился, затаил дыхание. Он лишь слышал, как с каждым мгновеньем все сильнее и громче начало биться сердце. Ослабли ноги, он сел на землю.

Наступила тишина. Листья и ветви, трава и стволы странно расплылись, точно он глядел на них сквозь тонкую пленку воды, играющей, переливающейся круглыми лучистыми бликами.

Порыв ветра налег на вершины. Они отозвались низким клекочущим гудом. Смолкли.

Николаев тронул Федора за плечо. Федор поднял глаза и почувствовал: по щекам медленно, щекоча, потекли слезы. Он прикрыл ладонями лицо, но тотчас понял — отними он ладони от лица — ему не сдержать рыданий. А этого нельзя было делать ради и во имя памяти тех, кто навсегда остался у дороги, от которой сейчас доносилась лишь тишина. Можно чуть-чуть посидеть вот так, закрыв лицо руками, чтобы даже солнце на вражеской земле не приметило его слез, его мальчишеской слабости.

— Пойдем, Николаев.

Двинулись они не тотчас же, немного постояли, прислушались. Может, застучит со стороны дороги автомат. Наш автомат с глуховатым звуком выстрела. Но слух улавливал обычные и привычные шумы леса. Тогда Федор решил, что, вероятно, фашистский офицер послал часть солдат в обход. Это и решило исход схватки. Но как быстро догадался Королев воспользоваться оплошностью гитлеровца! Отсылать их с документами чуть позже было бы ни к чему. Федора и Николаева могли перехватить, но и теперь еще нельзя чувствовать себя в безопасности.

Они быстро шли к востоку.

Вечером, сверившись по карте, установили, что до линии фронта им осталось сорок семь километров, а сегодня отмахали двадцать. Опасаясь преследования, решили двигаться и ночью. Надо было выбираться новым путем: через боевые порядки немецкого левого фланга. Разобравшись в карте полковника, установили, что на окраине болота есть тропа, которую сами немцы предполагали использовать для заброски разведчиков в наш тыл. Кое-где ее минировали, но места эти были аккуратно помечены, а в сносках, в приложении к карте, точно указан даже тип мин.

— Так и сделаем, — сказал Федор. — За ночь доберемся почти до тропы, утром приглядимся и двинем.

— Пожалуй.

В наступивших сумерках лес показался очень темным, хоть глаз коли, но вскоре взошла полная луна.

Сначала меж деревьями будто заполыхал багровый ночной пожар, и Федор подумал, что так оно и есть.

Луна быстро поднималась, цвет ее холодел, бледнел, а когда она стала вровень с вершинами, уменьшаясь в размерах, и покатилась вправо и выше, то превратилась в совсем маленькую, не больше пятиалтынного, очень яркую монету. Свет ее лег на ветви и посеребрил их.