Танец на Глубине (СИ) - Eliseeva / Елисеева Yadviga / Ядвига Страница 4

Такая же выученная любезная гримаса украшала и лицо супруги князя, госпожи д’Орсей. Присутствующие из вежливости поинтересовались, почему Константин не явился к обеду, и в итоге беседа плавно перетекла на светские темы.

— А как себя чувствует Ливи? — вдруг спросила княгиня. — Клод, дорогой, ты бы навестил сестру, ей осталось совсем недолго…

— Боюсь, Ливи всё время отдыхает, не хочу лишний раз тревожить…

Светская улыбка сползла с лица Селин, и она отвернулась, скрывая боль от посторонних. Мать уже списали со счетов. Похоронили раньше времени. И по злой иронии, только сейчас, когда она уже потеряла зрение, окружение горячо любимых родственников ей, похоже, начало видеться совсем в ином свете.

Тем сильнее Ливи была рада вынужденному скорому отъезду дочери.

— Ей дают опиум, поэтому она сейчас в сознании, и была бы рада гостям… — произнесла было Селин.

— Как это всё ужасно! — перебила племянницу Джулия д’Орсей, — Малихор вовсю бушует и в замке. Несколько служанок заразились, и нам пришлось выставить их вон. Теперь придётся отказаться и от нескольких наших любимых блюд. Это ужасно! На кухне также оказались зараженными несколько человек. Один из поваров хлопнулся в обморок. Оказалось, что этот негодяй так долго скрывал болезнь, что когда его обнаружили, он был почти весь уже покрыт этим отвратительными чёрными пятнами и работал на ощупь! Вот откуда взялись томаты в соусе бешамель! Возмутительно!..

Перед Селин возникло слепое лицо матери, испещренное, словно тёмными червями, вздувшимися венами, и её потемневшая от болезни хрупкая ладонь, протягивающая оберег. Вспомнились и мешки с трупами, которые валялись повсюду на улицах Серены, тошнотворный запах лекарств вперемешку с вонью горелой разлагающейся плоти… Де Сарде потребовалась вся сила её воли, чтобы не вскочить и не влепить пощечину этой стерве.

Опустив веки, чтобы у всех на виду навернувшиеся слезы не потекли по щекам, она попыталась взять себя в руки.

— Не будемте о грустном! Оказывается, наш садовник посчитал, что малихор поразил Селин, — вдруг захихикала Мари де Пессон, обмахиваясь веером, — вообразите, он решил, будто эта её метка на щеке — начало болезни!

Дамы прыснули и не могли остановить смех несколько минут.

Князь соблюдал нейтралитет и делал вид, что нашел что-то интересное в своей тарелке. Смеющиеся лица казались какими-то чудовищными гримасами, а звуки смеха резали слух своей неестественностью и натужностью.

Меткой привыкли называть родимое пятно зелёного цвета, рисунком напоминающее древесные корни. Она пускала «побеги» от мочки уха по скуле к нижней части левой щеки. Метка же и стала причиной для её переживаний и комплексов, с которыми она так и не сумела справиться до сих пор, но старалась виду не подавать. И Мари, как подруге детства, это было хорошо известно.

Бледное лицо Селин залила краска, но она быстро взяла себя в руки и подчёркнуто-любезно оскалилась:

— Действительно. Очень забавно, что дворянку, прошедшую обучение в Аль-Садской институции, так впечатляют домыслы слуг. Однако мне пора. Корабль отчаливает на закате.

Закрыв за собой дверь после прощаний, Селин прислонилась к ней спиной и выдохнула.

Годы фальши, равнодушия и цинизма, замаскированные в позолоченные вензеля, шелковые оборки и витиеватые речи. Всё это, как и то, о чём не принято говорить вслух, она хотела оставить за этой долбанной дверью и никогда больше не видеть осточертевших лиц. Собственно, за их столом сидели люди, которым по-настоящему никогда не было дела ни до неё, ни до Константина.

Так пусть же теперь их будет разделять целый океан.

========== НА БОРТУ ==========

— Капитан Васко?

Он неспешно развернулся, но увидев лицо Селин, словно на мгновение остолбенел, как если бы увидел призрака. Или что похуже.

— Уна?!

Его Уна.

Здесь, под криками чаек на пристани.

Во плоти.

Огромные голубые глаза на фарфорово-белом лице, окружённом витками светлых, невозможно-светлых, на солнце отливающих белым золотом, волос. На вид ей было не более девятнадцати. Аккуратные, чуть сжатые, пухлые губы, похожие на недозрелую вишню… Шум порта накрыла тишина, в которой грохотало сердце.

Она смерила его ледяным взглядом.

— Селин де Сарде, племянница Князя. Правильно понимаю, мы не успели отчалить, а ваши люди уже перебили весь мой фарфор? Надеюсь, вы руководите моряками на этой вашей лодке лучше, чем грузчиками… Распорядитесь, чтобы к моим вещам не прикасались всякие немытые криворучки, будьте так любезны.

Отрезвлённый надменностью ответа, он быстро взял себя в руки.

— Это корабль, а не лодка, — отчеканил капитан, по-прежнему вглядываясь в лицо пассажирки. — Весь ущерб включен в страховку рейса «Морского Конька», и будет высчитан в строгом соответствии с указанным в накладных.

Селин снисходительно прыснула.

— Не говорите ерунду, капитан… как вас… Даже после продажи всего этого корабля со всем его содержимым и командой, у вас такой суммы не наберется… Константин! Курт!.. Да шевелитесь вы!.. Несите всё на борт. Аккуратнее! И быстрее! Я хочу как можно быстрее уже отчалить отсюда.

Она сунула в руки Васко несколько шляпных коробок.

— Надеюсь, хоть это я могу вам поручить погрузить на борт в целости?

— Ценю ваше доверие, но я недостаточно бережен к вещам посторонних. Лучше это поручить кому-то другому, — капитан тут же ловко водрузил коробки сверху тех, что нес телохранитель аристократки, которого она называла Куртом.

Заросшее трёхдневной щетиной лицо сероглазого наёмника, испещренное шрамами, выражало откровенное недовольство всем происходящим.

Капитан заметил, что прежде чем взойти на палубу, де Сарде оглянулась и замерла.

Серена с едва различимыми очертаниями зданий утопала в душном буром тумане. Над крышами виднелся дым от погребальных костров. Даже в порту можно было увидеть трупы погибших от малихора, кое-как завернутые в саваны и сброшенные прямо в воду.

— Ой, прости, моя дорогая, — Константин едва не сбил её с ног. Он бросил коробки с вещами и начал носиться по палубе, кружась и крича нечто восторженное.

Светловолосый юный наследник князя д’Орсея выглядел совсем мальчишкой, если не считать того факта, что полдня до отплытия его искали по всем тавернам и борделям, где он был завсегдатаем.

— Ваш кузен полон энтузиазма, — усмехнулся Васко и, отдавая дань приличиям, подал руку пассажирке, помогая ей подняться на борт. — Полагаю, он впервые выходит в море?

Де Сарде украдкой вытерла влагу на щеках и, бросив презрительный взгляд на протянутую навтом ладонь, решительно вступила на трап.

***

Свет на поверхности колышущейся воды мерцает и заставляет щуриться от бликов ослепительно-белой Луны. Селин видит лишь бескрайний горизонт вокруг и лиловое с синью небо без единой звезды. Она прикрывает глаза в умиротворении и отбрасывает мокрые волосы назад, подставляя лунным лучам обнаженные плечи и лицо.

Но что-то тянет её вниз. Сначала едва ощутимо, а затем более настойчиво и неумолимо. Она погружается в воду с головой и с ужасом обнаруживает, что ниже пояса всё тело покрывает мерцающая чешуя, а вместо стоп у неё — рыбий хвост. Медленно, но верно, она опускается в холодную тёмную пучину. С каждым мгновением всё глубже и глубже. Селин хочет кричать, но легкие заполняет солёная вода. Изо рта вырываются лишь пузырьки воздуха. Она в отчаянии сопротивляется, борется, пытаясь дотянуться до поверхности. Но ледяная темнота поглощает тело, пробирает до самых костей.

Селин вскидывает руку. Вдруг чья-то крепкая теплая ладонь сжимает ей пальцы и делает рывок наверх.

— Селин, ты в порядке?! — голос кузена звучал как никогда взволнованно, а неровный настойчивый стук в дверь её каюты был похож на истерику. — Я так за тебя переживаю! Открой, умоляю!

— Все хорошо, — пробормотала де Сарде и подскочила на постели, с трудом выравнивая сбившееся дыхание, будто действительно только что тонула.

Она кое-как накинула камзол и открыла дверь, сощурившись от солнечных лучей.