Сергей Жемайтис - Поединок на атолле Страница 44

Я кивнул.

– Вот и хорошо. Иди! Смелей! От этого зависит твоя жизнь и будущее.

У меня не было выхода, я взял финку и сунул ее в карман.

Все это время кок молчал, неодобрительно поглядывая на нас, особенно на меня. Теперь же он спросил меня по-русски:

– Ты хочешь его убивать?

– Нет,- ответил я, зная, что Ласковый Питер не понимает ни слова по-русски.

– Тогда ты хочешь помирать?

– Нет, не хочу.

– Тогда моя голова сюравно кастрюлька – ничего не понимай. Лучше тебе не надо ходить.- Он сокрушенно покачал головой, не обращая внимания, что из духовки потянуло гарью.

Силясь выдавить у себя на лице улыбку, я сказал, что не идти к Жаку я не могу – меня тогда убьют. Я не мог сообщить ему, что пуще всего в ту минуту боялся, что меня потащат к капитану и там- то я наверняка взлечу на воздух. Кажется, в ту минуту, если бы мне предложили на выбор – броситься за борт или идти на ют, я бы выбрал первое, тем более что на шее у меня висел мешочек с порошком, отпугивающим акул.

Ван Фу сделал вид, что не заметил моей протянутой руки, решив, что я иду убивать Жака.

– Прощай, Ван Фу,- сказал я.- Ты скоро узнаешь, зачем я туда иду.

– Очень худо узнаешь,- как эхо, ответил кок и отвернулся.

Ласковый Питер сказал:

– Кок напуган до смерти. Но ты наконец-то взялся за ум. Я предвидел это, сохранив тебе жизнь. Не медли, мой мальчик, помни, что ты идешь спасать и себя, и еще многих достойных людей.

Когда я вышел на палубу, Жак стрелял из автомата одиночными выстрелами, но увидев меня, прекратил огонь. Фок-мачта, срезанная на высоте полутора метров от палубы, навалилась на грот, готовая рухнуть за борт, но ее не пускала оснастка и еще умелая рука рулевого. «Лолита» шла малым ходом, и рулевой держал ее поперек пологой волны, не давая особенно раскачиваться из стороны в сторону.

– Жак, не стреляй! – крикнул я, подняв обе руки.

Он ответил:

– Перейди на левый борт! Быстро!

Я бросился к левому борту, и Жак дал очередь из автомата. Пригнувшись, я побежал, запнулся за убитого, упал и прополз на животе последние пять метров до трапа, хотя мог их преспокойно пройти.

Когда я очутился за щитом, Жак, ничего не спрашивая, сунул мне в руки автомат и проговорил совсем спокойным тоном:

– Стреляй! Теперь уже скоро. Отодвинь предохранитель. Не показывай голову. Укройся за брашпилем, там лучше обзор правого борта, и стреляй но всех, кто покажется, патронов у нас много. Ты не боишься?

Конечно, я боялся. От страха цепенели руки, кружилась голова, но я сказал:

– Нет, ничего не боюсь.

Он понял мое состояние и со своей всегдашней улыбкой сказал:

– Немножко бояться можно, даже необходимо, много нельзя. Тогда – гибель.

Мы дружно застрочили из автоматов по палубе – он по левому борту, я по правому, не целясь, просто, чтобы к нам не могли подойти.

Когда у меня кончились патроны, Жак бросил мне запасной магазин.

В нас не стреляли, видно что-то замышляя. Вдруг я увидел руку на планшире фальшборта: к нам подкрадывались под его прикрытием. Я крикнул Жаку, мы открыли огонь, и два пирата полетели за борт. Их никто не стал спасать.

Когда мы переставали стрелять, Жак подбадривал меня:

– Честь и мужество победят, Фома…

На наше счастье, основные силы команды находились в матросском кубрике, и мы никому не давали из него высунуться. Большая часть вахтенных матросов, которым было приказано атаковать Жака, были убиты или ранены. Потерпели неудачу наши враги, когда хотели обстрелять Жака из крупнокалиберного пулемета. Он разгадал их замысел. Пулемет стоял на крыше рубки, замаскированный чехлом под компас. Но оттуда мачты мешали вести огонь по баку. Пулемет стали быстро переносить на крыло мостика, Жак сбил из пушки и пулемет, и часть мостика. Мне было и страшно и в то же время радостно от сознания, что я не оставил товарища в беде, что я сражаюсь за правое дело против фашистов и что мы держим в страхе такую банду головорезов…

И все-таки мы чуть было не сложили головы на баке «Лолиты». Наверное, Розовый Ганс откуда-то достал гранаты, но только не из оружейного погреба, к нему мы никого не подпускали. Внезапно гранаты стали рваться на палубе, но, к счастью, перед нашим укрытием. Щит пушки и брашпиль надежно защищали от осколков. Какой-то головорез бросал гранаты с грот-мачты. Жак снял гранатометчика автоматной очередью.

У меня не замолк еще гул в ушах от взрыва последней гранаты, как мы покатились по палубе, сбитые резким толчком. Фок-мачта с треском полетела за борт, лопались снасти, что-то трещало, ухало. Когда мы с Жаком поднялись, то увидели, как из кубрика хлынули матросы, сшибая друг друга, топча ногами упавших. Они бросились к шлюпкам. Напрасно капитан, надрываясь, кричал в мегафон и рында призывала занять места по водяной тревоге.

«Лолита» медленно кормой оседала в воду.

Одна шлюпка, набитая до отказа, отходила от борта. И все же в нее еще прыгали, прямо на головы сидевших в шлюпке, их сбрасывали за борт. За планшир шлюпки держалось множество рук, по ним били чем попало. Один из шлюпки бил каблуками, и сам вылетел за борт. Стоял невообразимый вой обезумевших от страха людей, знавших, что в шлюпках не хватит мест для всех.

По какой-то случайности на корме при взрыве мины уцелел баркас, и на него шла посадка. Автоматчики – тораджи и буги – сдерживали напор обезумевшей команды.

Среди них яростно пробивался Розовый Ганс; несколько раз его отбрасывали назад, сбивали с ног, топтали, он вскакивал, врезался в ревущую толпу, нанося удары вымбовкой по головам матросов. Внезапно я потерял его из виду.

Яростная ругань и драка за места шла во второй шлюпке, третью шлюпку раздавила в щепки упавшая фок-мачта…

– Стреляй в них! – закричал я Жаку.- Стреляй из пушки,- и навел свой автомат. Жак пригнул его дулом к палубе.

– Нельзя. Если мы разобьем шлюпки, то они тогда убьют и нас. Нам не выбраться. Пусть только отплывут! Матросов стрелять не надо, многие из них попали сюда не по своему желанию. Надо в баркас! В баркас, там главари…

Из камбуза показался кок и, озираясь по сторонам, сначала шел медленно, а потом побежал к нам.

– Тебе все живой! – радостно закричал он, увидав нас с Жаком.- Как хорошо, что живой. Я думал,

все помирай.- Присев возле нас, он сказал: – Нам не надо поспешать. Они могут стрелять. Когда уедут, тогда мы поедем. Я уже погибал. Я знаю, как надо не погибать.

Я увидел третье превращение Ван Фу за день. Перед нами находился совершенно другой человек, как хороший актер, снявший грим. Его плутовское лицо стало тверже, решительней. Он был совершенно спокоен, как может быть спокоен очень храбрый человек в таких обстоятельствах. Он всячески старался нас ободрить, переходя с пиратского жаргона на русский язык: