Анастасия Коробкова - Воскрешенные Страница 45

В этом безмятежном покое меня вдруг накрыло насквозь яркое ощущение повторения — так уже было. В нашем детстве: его, малоподвижном из-за сложного порока сердца, и моем, богатом из-за того же самого беспечным легким состраданием. Мы вместе, сидя так же рядышком на распахнутой ради свежего воздуха веранде, учились читать — из чистого любопытства, ведь мне в четыре года было рановато, а его никто не заставлял, потому что незачем. Его жизнь висела на самом кончике тонюсенького волоска и в любой момент могла оборваться. Я стащила азбуку, и мы дурачились, подбирая к картинкам названия и буквы. Он был тогда таким близким… Я чувствовала, насколько важно для него это наше легкое общение, ведь больше никто не мог уделить ему столько времени, не боясь прикоснуться, расстроить или, наоборот, слишком сильно обрадовать, провоцируя тем самым перегрузку неполноценного сердца. У нас с ним долго было это общее сокровище — такая нежная, такая легкая, такая счастливая привязанность. Наверное, он был моей первой любовью… Сейчас, когда стыдиться подобных мыслей не нужно, мне было приятно так думать.

У Алёшки всегда был лучший в нашей семье характер — несмотря на бесконечные запреты и напряжение, внушаемое его бабушкой всем, находящимся рядом, и ее навязчивое преждевременное оплакивание, которое могло не расстроить только ребенка. Он всегда просыпался веселым, ему нравилось все, рядом происходящее, легко отходил от всяких огорчений, и даже злой язык Толи, почему-то считавшего красивое фальшивым, не мог испортить его светлое настроение младенца, готового стать ангелом. Возможно, этот свет и позволил ему прожить гораздо дольше, чем отмерили врачи. До десяти лет.

А потом он выздоровел и стал избегать меня.

И я поняла, что любовь проходит. Безвозвратно, рассеянно, никак не отзываясь на тоскливые вопли брошенной души. И что желать общения со мной может только больной, не нужный другим, а здоровым не нужна я.

Я обиделась так, что перестала с ним разговаривать и вообще его замечать. Продолжая любить…

— Ась, я… — хрипло начал Алёшка, словно увидел все мои мысли, — боялся любить тебя. Я боялся сделать свою любовь заметной, ведь это… неправильно.

И еще неизвестно, что именно, под агрессивным влиянием Толи, было неправильным: любить сестру или любить вообще.

В доме, как медузы в воде, плавали духи, не меньше двух. Различать их я еще не умела. Можно ли хотя бы дом сделать духонепроницаемым? Дарху не следует знать, что Алёшка мне тоже дорог.

— Мне было больно, — изображая равнодушие, пожала я плечами. — Но теперь это уже неважно.

— Прости, — сказал Алёшка. — Я был очень глупым, и чувствовал только свою боль.

Семь лет назад эти слова спасли бы меня. От чего?.. Не знаю, но от чего-то спасли бы.

А если бы он поступил иначе? Если бы не испугался? По-прежнему проводил больше времени со мной, чем с братьями, и так же легко и радостно со мной общался… Если бы нас продолжала связывать эта любовь — изменилось бы что-нибудь с появлением Германа? Мне бы пришлось выбирать между ними, и выбор этот был бы мучительным… Меня бы мучила необходимость расстаться с Алёшкой, потому что, в конечном счете, я бы выбрала Германа. Надо же, общепринятая мораль оградила нас от беды, и вовсе не той, от которой призвана была ограждать.

— А что Лена?

Алёшка спрятал улыбку за глотком чая.

— Сказала, что между нами все кончено. Чем избавила меня от необходимости говорить это самому.

Очень хотелось торжествующе воскликнуть: «Я так и знала!» Но это пошло.

— И совсем-совсем ничего не осталось?

Сохраняя улыбку, он задумался. Я поняла, что Лена, получив его спокойное согласие, испытала явственное потрясение.

— Я подожду, — ответил Алёшка. — Мне кажется, она еще может измениться.

VI

В дверном проеме замерли гости, Кирилл и Слава.

— Привет, — сказал Кирилл нам обоим, а потом спросил у Алёшки: — Вы там чего?

— Все по плану, — сдержанно отозвался тот. Висящая на подлокотнике тряпка, вся в пятнах крови, за него рассказала о причине визита.

— Ась, — Кирилл протянул мне стопку бумажных листов. — С английского мы еще рубим, но это португальский. Переведешь?

Просьба была такой же неожиданной, как бумага стандартного формата с отпечатанным на принтере текстом. На Острове это редкость.

Кирилл уселся в кресло, а Слава, странным смурным взглядом прицепившийся к Алёшке, остался стоять.

На листках был отпечатан текст статьи по физике элементарных частиц. Честно переводимые, термины мало что мне говорили, но Кирилл и Слава понимали, о чем речь. Они выслушивали характеристики очередной частицы до половины, разочарованно перебивали и просили читать дальше. Когда мы добрались до конца, лица обоих имели двусмысленное выражение: разочарование уступало место восторгу.

— Ась, спасибо, — так и не объяснив, в чем дело, попрощались они и ушли.

Следом за ними ушел Алёшка.

Так-так-так. В статье описывались все известные на прошлое воскресенье субатомные частицы, а также обстоятельства, при которых они были обнаружены. «Наших» среди них нет — это вывод из поведения Кирилла и Славы. Значит…

Значит, они не с Земли и не из космических лучей, пойманных на Земле. Значит…

Пора познакомиться с сэром Оуэном Брюсом.

И тут, впервые за весь сознательный период своей жизни, когда я чего-то хотела и добивалась, передо мной выросла толстая непробиваемая стена. КАК?

Допустим, добраться до уважаемого консула Земли поможет Королева. Допустили.

Но что я ему скажу? «Не вы ли пробиваете дырки в пространство-временах? Нет-нет, я не против, но есть же более цивилизованные способы это делать, не губя людей и белок — попросить духов, например. Какие такие дырки? Ну, не станете же вы отрицать, что знаете о мультивариативности Земли…» На этом месте мне воочию вообразились выпученные от удивления и интереса глаза пятидесятилетнего сэра, и продолжать конструирование будущей беседы расхотелось. Если это его рук дело — признается ли он? Убийство, все-таки…

Последить бы за ним.

Конечно, не «во плоти»… Не «вплотную»… Запуталась. Ясно одно — это в состоянии делать только духи. Срочно требуется консультация Королевы!

Ой, стоп.

Если будет то же самое, что в прошлый раз, то лучше не надо — с ее представлениями о времени я запутаюсь окончательно. С ее представлениями о времени вполне может оказаться, что она уже мне помогла.

…А ведь и помогла.

Познакомила с Салдахом. С полярной башни открываются потрясающие виды…

Кажется, я покинула его башню хоть и поспешно, но в полной уверенности, что всегда смогу вернуться. Что ж, попробую.