Анастасия Коробкова - Воскрешенные Страница 46

…А ведь и помогла.

Познакомила с Салдахом. С полярной башни открываются потрясающие виды…

Кажется, я покинула его башню хоть и поспешно, но в полной уверенности, что всегда смогу вернуться. Что ж, попробую.

VII

Салдах обрадовался мне и не удивился просьбе показать не событие, а определенного человека.

— Ты можешь, глядя из окна, найти его по отпечатку, который хранит твоя память.

Удачное совпадение: единственный раз, когда Оуэну Брюсу выпал шанс запечатлеться в моей памяти, я рассмотрела его из окна. А окно было в казарме комплекса резиденции Великих Магистров на планете Великий Магистрат.

— А вы когда-нибудь бывали на других планетах? — тут же забыв о консуле, спросила я Салдаха.

Он помедлил с ответом:

— «Во плоти» — нет. Иначе — да.

— Это как?

Я осеклась. Дарх показал мне произошедшее в главном зале Великого Магистрата, и это была образная информация из чьей-то памяти. Причем этот «кто-то» видел все сверху, однако в главном зале ни на одной из высоченных стен не было балконов. Там неоткуда так смотреть! Тот, в чьей памяти сохранилась мгновенная расправа с правительством Конфедерации, словно видел ее из окна.

— Мы переносим туда свое внимание, — сказал Салдах.

— Но для этого надо быть там!

— А мы там и есть. Я имею в виду, что некая часть нас есть везде. Почти везде.

— И сейчас? — не поверила я.

Но Салдах был серьезен.

— Видишь ли, мы не трехмерны. Наше «я здесь» и твое «я здесь» очень сильно различаются. Этого не вообразить без подготовки, но, если хочешь, можешь потренироваться. Представь себе, например, квадрат из тонкого картона, лежащий на столе. Забудь о том, что, каким бы он ни был тонким, высота у него все же есть — допустим, нет. Только два измерения: длина и ширина. И самое главное — он живой. Он думает, перемещается по столу, беседует с другими двумерными…

— Как? — вырвалось у меня. — Как двумерный может перемещаться и разговаривать? Для это требуется сложный аппарат, который в двухмерность не втиснется!

Салдах рассмеялся.

— Вовсе нет. Твоя трехмерность вовсе не залог способности к движению, и движение не обеспечивается «трехмерным аппаратом». Ты ведь какое-то время была трехмерной с полным необходимым аппаратом, но не могла двигаться, потому что была мертва. Ключ к движению — жизнь, а не приспособления для этого.

— Продолжай, пожалуйста, — растерянно попросила я. — Про плоскариков.

— Про плоскариков… Пойми, что наш квадрат видит все вокруг себя, кроме верха и низа.

Я кивнула, поняв, что Салдах ждет.

— А теперь представь, что этот квадрат — ты.

Ой.

— Что ты видишь?

Почти ничего. От собратьев-плоскариков — только полоски, и те должны занимать весь обзор, кроме боков.

— …Я ведь даже не понимаю, кто передо мной: квадрат или треугольник, овал и все прочее… Хотя нет. Если обойду кругом, то пойму — по разнице длин сторон.

— Это у плоских с трехмерными общее, — подтвердил Салдах. — Про человека ты тоже не сразу разберешься, кто он, пока не понаблюдаешь за ним. Главное не это. Представь себя двумерным, смотрящим на трехмерного.

А. Я не пойму, что смотрю на трехмерного… Буду видеть на своем горизонте ту же полоску. И обойдя вокруг, не пойму.

Вот это шок…

— Ясно. Я просто не вижу тебя целиком.

Ужас. Для богов мы — плоскарики. Примитивные квадратики и кружочки.

— Точно.

Это открытие еще нужно пережить.

Но смириться с этим ох как трудно…

— А люди могут стать четырехмерными? — спросила я и вновь осеклась, поняв, что знаю ответ.

Могут. Пройдя трансформацию.

Или, как называют это Дарх и Королева, трансмутацию.

Ох, как неуютно чувствовать себя квадратом, знающим о трехмерности! Знать, что виден, как на ладони, и никуда не скрыться! И если нас вот эти, огромные, прижмут ногтем, мы даже не поймем, откуда прилетело, почему вдруг стало больно или вдруг вообще ничего не стало! Поневоле начинает разбирать зло на таких «наблюдателей» и возникает желание уколоть их хоть как-то! Хоть плоско…

— Допустим, ты четырехмерный…

Салдах деликатно промолчал.

— …за тобой наблюдают пятимерные!

Салдах, вернее, его доступная убогому восприятию часть, испустила некую созвучную моему состоянию эмоцию, чем полностью меня удовлетворила.

— Именно так.

Зароились мысли: плоскарики невозможны! Невозможно жить только вдоль и поперек! Если смириться с двумерными, почему не допустить существование одномерных? Точек? Но не может быть такого: если что-то занимает хоть сколько-то пространства, оно занимает его объем! Объемом! Или у меня просто слишком бедное воображение. А может быть, все дело в зрении? Все на самом деле только трехмерны, но кто-то способен видеть больше, а кто-то — меньше?

Это очень уютное мнение, но зрение тут ни при чем, и от этого никуда не деться. Салдах утверждает, что он гораздо больше, чем я. А доказать сможет?

— А двухмерность вообще существует? — вместо этого спросила я. — Я никогда не разглядывала разумные квадраты, а ты меня разглядываешь!

— Пойми, — голос Салдаха стал ласковым — он жалел меня, — неважно, существует ли одно- или двухмерность. Важно, что существует больше трех измерений. Ты хочешь бороться с тем, кто вышел за пределы трехмерности, поэтому должна хотя бы понимать это!

Неужели я успела поведать ему про Дарха? Не помню.

Нет. Он доказывает.

— Ты и раньше на меня смотрел?

— Да. Такие, как ты, притягивают к себе внимание. Знаешь ли, трехмерные не примитивны. Считать вас примитивными могут лишь недалекие боги. Действительность такова, что вы можете кое-что такое, на что мы не способны. Ваш интеллектуальный потенциал ничуть не меньше нашего. Вы необходимы нам, а мы вам — нет.

О. Впрочем, чему ж тут удивляться? В свете откровений потомков землян, сбежавших отсюда, и всяческого избегания ими визитов на Землю удивительно другое — что бог это признает.

— Почему вы не живете на других планетах?

Салдах вздохнул.

— Какой-то частью себя я нахожусь и на других планетах, но мое сознание или, если так понятнее, внимание, обычно находится на Земле. В каком-либо пункте Земли. Причина банальна — там скучно.

Я почувствовала усталость. Не в ногах или руках — после воскрешения этого со мной уже не случалось — а в голове. Слушать поучения Салдаха дальше мешала запутанность, ощущение, словно то, что он говорит сейчас, не увязывается с тем, что он сказал в прошлый раз. И хотя я была уверена, что он не лгал и не лжет — это мешало.