Ева Гончар - Рассвет над океаном Страница 49

50. Мисс Паркер. День 9-й, около полудня

Странные ощущения преследовали меня с самого утра. Я то и дело натыкалась взглядом на знакомые предметы. Знакомыми стали мне казаться даже запахи. И я совсем уже не понимала, где заканчивается узнавание, будь оно истинное или мнимое, и начинается обыкновенное самовнушение. Довольно долго я бродила из угла в угол, подальше от Джародовых встревоженных глаз. Пыталась найти объяснение происходящему, но не могла. Потом, вымотанная бесплодными размышлениями, пришла в гостиную. Печальная мелодия, возникшая вчера у меня в ушах, и сейчас никуда не исчезла. Наоборот, я стала различать её более отчётливо. Что, если подобрать её на слух?

Джарод волшебник! Сегодня на рояле вполне можно играть. Вот только я давно растеряла навыки. Сколько лет прошло, страшно представить! Сколько хорошего и светлого ушло из моей жизни вместе с мамой… Сначала я попыталась вспомнить пару простых детских песенок, и, надо же, легко с ними справилась. Из моей головы давно выветрилась теория музыки. Может быть, я даже разучилась читать ноты. Но у моих рук оказалась хорошая память. То, что когда-то я играла наизусть, вероятно, я смогу сыграть и теперь.

Не помню, чтобы когда-либо сама исполняла ту вещь, но кто мне мешает попробовать? Я же всё равно буду о ней думать. Всё равно мне будет казаться, что эта мелодия — ключ: стоит выпустить её наружу, и я разгадаю какую-то тайну. Страшась и предвкушая одновременно, я подобрала несколько первых тактов. Получилось похоже. Потом дело пошло быстрей, как будто память рук снова мне помогала. Пожалуй, я сумею сыграть всё целиком, решила я, села поудобней, перевела дух — и начала.

Даже сердце закололо — столько в этой музыке одиночества и боли! Нет, нет, не знала я её наизусть в детстве. Не могу себе представить произведение, более неподходящее для детского репертуара. Но руки мои, тем не менее, уверенно берут аккорд за аккордом. И вдруг мне чудится… вдруг я чувствую, что осталась здесь совсем одна. Нет Джарода, рядом с которым глупо предаваться отчаянию. Нет надежды. Нет будущего. Дни мои сочтены, мой приговор подписан, и кто-то, кого я люблю и кому я нужна, обречён жить без меня. И даже слёз у меня больше нет. Тяжело дышать, болят ноги и ноет поясница. Между роялем и мной — мой большой живот, в котором растёт ребёнок. «Прости, малыш, — сами собой вдруг говорят мои губы, — тебе досталась не лучшая в мире мама!» Толчок, и ещё толчок где-то в подреберье, дитя ворочается, и выпирает вбок крошечная пятка.

Что это, о боже, что это?! Откуда я знаю про пятку? Откуда я вообще знаю, как шевелится в животе ребёнок? Я же никогда не была беременной!

Или была?..

Чудовищная догадка: я зачала, выносила и родила, а потом мне стёрли память!

От ужаса не ору только потому, что не могу вдохнуть. Вскакиваю и, не разбирая дороги, бегу к тому человеку, рядом с которым глупо предаваться отчаянию.

— Погоди, Мия, погоди, успокойся, — приговаривает он, усаживая меня за кухонный стол и наливая мне воды. — Объясни толком, что случилось? Что за дикая мысль пришла тебе в голову?

Мне трудно подобрать слова, я в них путаюсь. Я всё ещё ощущаю свой большой шевелящийся живот — и своё смертельное одиночество. Но Джарод вроде бы всё понимает. И вздыхает с облегчением.

— Да нет, моя хорошая. Чепуха! Чтобы ты забыла, как родила ребёнка, им пришлось бы стереть из твоей памяти, как минимум, целый год. Такой возможности у них нет. Да и сама подумай, разве в твоей жизни был какой-то потерянный год?

— Они могли, — возражаю я. — Они что угодно могли сделать… стереть реальные воспоминания, записать ложные…

Он снова вздыхает, на этот раз тяжко и раздосадованно.

— Чёрт подери, Мия! С каких пор тебе стал отказывать здравый смысл?!

— Здравый смысл отказывает тебе! Они что угодно могли сделать! Я была беременна и жила тогда здесь. Это всё объясняет! Потом я родила, и…

— Ты не была беременна. По крайней мере, на большом сроке! — почти кричит Джарод и встряхивает меня за плечи. — Ты не рожала, я знаю точно!

— Как ты можешь это знать?!

И тут он багровеет от смущения, отводит глаза и признаётся:

— Я тебя осматривал, пока ты была без сознания. Я должен был убедиться, что ты не… что тебя не… Короче, Мия, если бы ты когда-то рожала, я бы обязательно это увидел.

Как всё просто!

Теперь и я облегчённо вздыхаю. Жду, пока кошмар окончательно отступит, а потом говорю:

— Скотина. Почему ты не сказал раньше?

— Я не предполагал, что ты додумаешься… до такого, — хмуро отвечает он.

— Я чуть не сдохла, когда представила, что мой ребёнок…

Джарод садится на стул рядом со мной, берёт меня за руки, смотрит в глаза.

— Послушай меня, Мия. Центр — скверное место, и преступлениям его несть числа. Но он не всемогущ! Они не всемогущи, Мия, они всего лишь люди — алчные, злые и беспринципные. Ты понимаешь?

— Понимаю, но…

— Но что? Я тебя не узнаю. Мисс Паркер всегда была смелой и разумной женщиной.

— Мисс Паркер больше нет.

— Ты есть, Мия! Не позволь им тебя сломать.

Он прав, я не хочу быть сломанной. Не хочу, чтобы меня всякий раз бросало в пот от одной лишь мысли о Рейнсе или о Лайле. Некоторое время мы сидим молча, не разнимая рук. Потом Джарод криво усмехается и произносит:

— Но всё-таки я дурак. Нельзя было оставлять тебя один на один с твоими сомнениями.

— Один на один? Ты знаешь, что со мной происходит и почему?

— Догадываюсь. Я думал, будет правильней, если ты догадаешься сама — но, видимо, я ошибся.

— Продолжай.

— Когда тебе кажется, что ты уже была в этом доме, когда ты играешь без нот мелодию, которую никогда прежде не слышала, когда чувствуешь, что в животе у тебя шевелится ребёнок — ты воспроизводишь ощущения и действия своей матери. Это она жила здесь, беременная Итеном, играла на рояле и знала, что её жизнь закончится родами. Так пробуждается твоё внутреннее сознание.

51. Джарод. День 12-й, вечер

Как приятно и естественно было бы узнать, что такое внутреннее сознание, от самой Мии, в знак её доверия и любви! Но увы, никто не потрудился рассказать ей, что за наследство она получила от предков. И если двух её мнимых отцов ещё можно понять, вряд ли они хотели, чтобы она научилась пользоваться своими способностями, то почему молчала её мать? Может быть, Кэтрин Паркер сама не знала, каким сокровищем владеет?

Так или иначе, вместо того, чтобы стать изумлённым слушателем, мне снова пришлось говорить — делиться с Мией собственной версией. Мистер Рейнс, который за время нашего общения выплеснул на меня неожиданно много различных сведений, тайну дара Джемисонов, однако, охранял рьяно. Скорее всего, нужной информацией владеет Сидни, но с ним побеседовать я не мог. Пришлось собирать картинку из мелких кусочков — случайно услышанных когда-то разговоров, случайно увиденных архивных записей, обрывочных детских воспоминаний.