Ева Гончар - Рассвет над океаном Страница 50

— Я знаю, ты думаешь, что никакого внутреннего сознания не существует, что это всего лишь одна из легенд Центра, — опередил я слова, готовые сорваться с Мииных уст. — Все его проявления твой рациональный ум относит к иллюзиям и к удачным совпадениям. Твой брат, хоть и не признаётся вслух, полагает, что его «голоса» и видения — симптом психической болезни. Твоя мама, вероятно, большую часть жизни считала то и другое обострённой интуицией, граничащей с ясновидением. Но, по-моему, дело обстоит куда интересней. Внутреннее сознание — это общее для всех Джемисонов информационное поле.

— Не понимаю, — подняла брови Мия.

— Я поясню. Все вы изначально связаны друг с другом телепатической связью. Вы транслируете друг другу мысленные сигналы и принимаете их, даже если сами этого не осознаёте.

— Ты полагаешь, то, что я видела и слышала раньше… мама… Итен… метро… «голоса»… то, что происходит со мной здесь…

Она нахмурилась, подыскивая формулировку, и я пришёл на помощь:

— Я полагаю, это полученные тобой сообщения, которые ты пока не умеешь правильно интерпретировать. Так же обстоят дела у Итена. Видимо, одних генов недостаточно — ваш дар нуждается в пробуждении. Вы должны научиться им управлять, только тогда он станет по-настоящему полезным.

— А мама? Она это умела?

— Не знаю. Скорее всего, нет, во всяком случае, до своей инсценированной смерти. Ты помнишь: накануне она пришла к Сидни и попросила помочь ей в раскрытии её дара. А вдруг он смог выполнить её просьбу? Тогда я готов предположить, что, попав сюда, она пыталась связаться с тобой, сообщить тебе нечто важное.

— Что у меня вот-вот появится брат? Но я ничего не чувствовала… в те дни… после того, как она… ушла от меня. Я ничего не чувствовала. Вернее, мне всё время казалось, что она рядом, я всё время говорила с ней… но в этом не было ничего сверхъестественного… Я и теперь порой ощущаю её присутствие…

Мия осеклась и смахнула набежавшие слёзы.

— Если бы ты знал, как я по ней скучаю!

— Те, кто любил нас и кого любили мы, всегда с нами рядом. Но для тебя эти слова значат больше, чем для обычных людей. Твоя память хранит не только образ Кэтрин, но и её воспоминания. Её мысли, чувства и впечатления — всё, что она стремилась разделить с тобой.

— Вряд ли мама стремилась разделить со мной горечь своих последних месяцев… — качнула головой Мия.

— Возможно, она понимала, что твой дар ещё спит, и надеялась, что ты расшифруешь её сообщения позже, когда придёт твоё время. А может быть, Кэтрин поддерживала вашу связь невольно — просто потому, что всё время думала о тебе.

Она прикрыла глаза и надолго затихла, примеряясь и привыкая к услышанному. Под глазами у неё вновь появились синяки; лоб перерезала углубившаяся вдруг морщина. Бедняжка моя, страшно представить, сколько она пережила за этот месяц. Я подумал, что нужно чем-то её развлечь, вспомнил, что ещё вчера собирался показать ей лес, и прервал молчание:

— Эй, возвращайся ко мне! Давай-ка, наконец, поедим и прогуляемся. Ни одна семейная тайна не стоит малой толики твоего здоровья!

Мия растерянно моргнула и взглянула на меня откуда-то издалека.

— Почему моё внутреннее сознание стало пробуждаться только теперь? Что нужно сделать, чтобы оно заработало в полную силу?

На эти вопросы ответить мне было нечего.

После завтрака, превратившегося в обед, мы отправились на прогулку. Мия пожелала узнать, где проходит граница нашего «вольера», я не был против. Она крепко держалась за мою руку, как ребёнок, который боится потеряться, и с видимым наслаждением вдыхала лесной воздух. Говорить не хотелось. Не дойдя двух метров до метки, оставленной мною там, где вчера меня щёлкнуло током, мы разглядели за деревьями ярко освещённую поляну и свернули к ней. Я сел на поваленное дерево, Мия, расправив свой антикварный подол, устроилась рядом и положила голову мне на плечо. Я обнял её, прижался щекой к её тёплым волосам, почувствовал её запах — и моё тело тут же откликнулось на её близость.

Впиться губами в её губы, уронить её в траву, обрывая пуговицы, навалиться на неё всей тяжестью, запутаться в юбочных складках, торопясь раздвинуть её ноги… Повторить всё снова, тут, в кружевной тени старых деревьев, и в доме, на медвежьей шкуре у камина, и в моей, и в её постели. Забыть, где и почему мы находимся, надышаться испарениями отравленного рая и потерять голову. Потом узнать, что Мия беременна. А мы, будь оно всё проклято, застряли здесь, и по трапу маленького чёрного вертолёта уже спускается в своём кресле «папа», который на такой именно поворот и сделал свою ставку!

Меня как будто окатило холодным душем, так ясно я вообразил открывшуюся перспективу. Мия отодвинулась и распрямила спину, словно поняла, о чём я думаю. Она бы оттолкнула меня, если бы я сам не удержался — и была бы совершенно права!

На обратном пути она шла на шаг впереди меня. Мы снова молчали, но теперь молчание меня тяготило.

С тех пор я стараюсь сохранять дистанцию между нами. Я по-прежнему выполняю функции врача, благо, от меня всё меньше требуется в этом качестве. Кроме того, я забочусь о том, чтобы Мия правильно и вовремя питалась и достаточно отдыхала. В остальное время каждый из нас занимается своим делом. Она увлеклась идеей о том, что Кэтрин оставила для неё послание на каком-то материальном носителе, и теперь внимательнейшим образом исследует дом — забирается в дальние углы, которые мы пропустили при беглом осмотре. Я же сутки напролёт просиживаю рядом с микрофоном: выцеживаю всё мало-мальски ценное из разговоров охранников.

С интересом и восхищением, согревшими мне душу, рассмотрев собранную мной конструкцию, Мия предложила разделить дежурство, но я отказался. Предстояло выяснить, как организована охрана, что я и сделал за пару дней.

Охранников шестеро. В каждый момент времени двое из них находятся на вахте, двое спят, двое бодрствуют — готовят еду, отдыхают и общаются, их-то болтовню я и вынужден слушать. Через восемь часов они сменяют друг друга, одни идут спать, другие — развлекаться, третьи заступают на вахту.

Задача вахтенных — неотрывно следить за сигналами с наших браслетов и присматривать за порядком на вверенной территории. Один из парней два часа таращится в монитор, пока другой, не попадаясь нам на глаза, обходит периметр; потом они меняются ролями.

От мысли напасть в лесу на одинокого сторожевого пса, оглушить его и отобрать у него оружие я отказался сразу. Ожидая от меня подобной выходки, на патрулирование они берут только электрошокер, чтобы при первой же тревоге вызвать подкрепление по рации. Спрашивается, какой мне толк от шокера в стычке с несколькими вооружёнными людьми?