Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая Страница 49

— Сколько же их у вас всего было? — полюбопытствовал Сатоси.

— Семь или чуть больше, — честно ответила Ахмеджакова. — Сейчас не помню.

— Как у Синей Бороды, только наоборот, — сказал Тарасевич. — Синий Чулок — так вернее. Однако продолжайте. Вам бы не стихи, а драмы писать. Размах есть.

— Спасибо.

— А при чем же тут две монеты, перчатки, спички? — спросил Парис.

— Сейчас объясню, Юрочка, не торопись. Не в постели.

Мне из моего «уголка» было хорошо видно, как при этих словах возмущенно дернулась голова актрисы: она-то, кажется, действительно влюбилась в молодого плейбоя, который годился ей почти в правнуки, а вот поэтессе было все по фигу — и мужья, и любовники, будь они хоть живые, хоть мертвые. Последнее предпочтительнее.

— Мужчина-паралитик, как отработанный материал, должен умереть, и он знает это, — сказала Ахмеджакова, подтверждая мою мысль. — Но, собрав остатки разума, продолжает цепляться за жизнь. Вот почему в конце кинофрагмента взгляд у него более осмысленный, удивленный. Он не может понять, что смерть для него — благо, избавление. Как этого не может понять и принять никто, в силу человеческого естества. Пусть умрет сосед, я — потом. Женщины, в принципе, не лучше, но они хотя бы рожают, дают продолжение жизни. Хотя тоже порядочные суки.

— Не браво! — выкрикнула Лариса Сергеевна. — По себе судите, милочка!

— Ах, я вас умоляю! — сноровисто отозвалась Зара Магометовна, теребя свою бородавку-родинку. — Мы с вами об этом после потолкуем. И Юрочку пригласим в качестве третейского судьи. Его же у нас в столице Парисом кличут, не так ли? А кого там юный пастух из Трои судил — Афину, Венеру и Геру, кажется? Кому отдал предпочтение? Уж не такой Медузе-Горгоне, как некоторые из здесь присутствующих!

— Б… старая, — четко высказалась актриса.

— Можно подумать, что это мне говорит б… молодая, — парировала поэтесса.

Гамаюнов в темноте сполз с кресла на пол и там хихикал, зажимая рот ладонью. Спор переходил от Фицджеральда к началу Троянской войны, того и гляди, могли последовать вооруженные столкновения. Мне пришлось вмешаться, взяв на себя роль Зевса:

— Думаю, что пора передохнуть. А может быть, и закончить на этом. Давайте подведем некоторые итоги.

— Пора бы… Сказано достаточно!.. Хватит, — согласились со мной трое мужчин: Гох, Каллистрат и Сатоси. Физик демонстративно зааплодировал. Ахмеджакова сошла со сцены.

— Но что все же означал этот кинофрагмент? — спросила Лена Стахова. — Я так ничего и не поняла.

— А верного или хотя бы разумного ответа нет и не будет, — сказал я, выходя из темноты и поднимаясь на подиум. — Представьте, что мы «взяли» кусочек, три с половиной минуты из вашей личной жизни, Елена Глебовна, и стали рассматривать его под микроскопом, и что же? Ничего непонятно, нужен другой оптический прибор — телескоп. Смотрим. И опять ничего не видим, потому что человек — это и макро-, и микрокосмос одновременно. И он не поддается фрагментарному изучению. Нужен весь жизненный цикл, от рождения (от зачатия и даже раньше) и до смерти (и после нее). Мы же сейчас с вами просто играли, фантазировали, пытаясь представить исходное и спрогнозировать будущее в отдельно взятой сценке, где есть двое: мужчина и девушка, есть черные перчатки, горящая спичка, две монетки, ключи и лживая фраза в телефонную трубку. Если хотите знать мое мнение, то все это, на мой, возможно, глубоко ошибочный, взгляд, несет у Фицджеральда некий символический смысл, хотя он и не стремился что-то зашифровать или подурачить читателя, либо самого себя: просто написал то, что написалось. Как это и случается у талантливых писателей и поэтов. Вот потому они порой и превращаются в пророков, сами того не желая. Ну, в самом деле: почему именно две монетки? Отчего девушка лжет? Должна ли погаснуть спичка и с какой целью нужно непременно сжечь черные перчатки? Какое действо перед нами было разыграно: осколок трагедии, фрагмент мелодрамы, отпечаток веселенькой мистерии? Или готическая фантасмагория? Я бы предпочел смешать все жанры, уж коли нельзя вычленить ни одного.

Я замолчал, а тишина в зале длилась еще около двух минут.

— Что ж, пожалуй, вы правы, Александр Анатольевич, — высказал общее мнение Тарасевич. И добавил: — Будем расходиться. А вот что касается прогнозов и пророчеств, то обращайтесь прямиком ко мне, к моей новой хронофутурологии. Могу, например, по секрету сказать, что в 2010 году сборная России станет чемпионом мира по футболу, а тренировать ее будет грек. В финале она выиграет у Марокко со счетом 2:0.

— Непременно обращусь, когда понадобится, — улыбнулся я. — Только сначала мне бы хотелось перекинуться с вами в… картишки.

— Уф-ф! — выдохнул Тарасевич и засмеялся. — Это ж надо! Так глупо проколоться.

Наш обмен репликами никому кроме нас не был понятен. Все уже потянулись к выходу из кинозала. В принципе, сеанс «психоигры» завершился продуктивно. Аналитической обработкой информации займусь позже. Но одно ясно: кое-какую рыбку из мутной воды я все же выловил.

— Потолкуем, Евгений Львович? — предложил я.

— Конечно! — весело откликнулся Тарасевич. — Всегда с удовольствием.

Мы остались в кинозале одни.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, ставящая много, еще больше, вопросов

Физик-ядерщик вытащил из кармана замусоленную колоду карт и произнес:

— В «очко» или «дурака», как прикажете?

— Ну уж дудки! С вами, полагаю, без кальсон останешься, — сказал я.

— Эт-то точно! — Он засмеялся в иссиня-черную, с проседью бороду. — Но я на деньги играть зарекся. Меня ведь даже в казино не пускают, я у них в каком-то там списке.

— Значит, это вы — тот самый карточный фокусник из ФИАНа, о котором сами же и проговорились?

— Конечно!

Тарасевич ловко — я не успел и глазом моргнуть — достал из колоды сразу четырех тузов и джокера. А потом, уже из моего кармана, — еще таких же четырех тузов с джокером.

— Практика, — скромно сказал он в ответ на мой восхищенный взгляд. — Долгие годы тренировок скучными вечерами в секретной лаборатории ядерного института. «Физики шутят», знаете ли. Во время вынужденного безделья чем только не займешься! В шахматах думать надо — это не подходит. Голова и так забита всякими схемами. Нужна разгрузка. А вот карты, пинг-понг, розыгрыши — самое милое дело, в это время и рождаются гениальные идеи. Эйнштейн, по слухам, выдумал теорию относительности, дрессируя любимую собачку, дразня ее косточкой. А наши шарашки в лагерях? Почитайте Солженицына.

Физик убрал колоду и усмехнулся.