Геннадий Гусаченко - Покаяние Страница 49

Удивительно приспособлен кашалот к ныряниям на километровую глубину, туда, где вечно царят мрак и холод. Там живут кальмары–исполины, с которыми один кашалот может вступить в единоборство.

Кашалот, воспетый в мифах и легендах как сказочное чудовище, легендарный Моби Дик из одноимённого романа Германа Мелвилла, один из загадочных и своеобразных морских млекопитающих, о которых слагались легенды ещё в античные времена. В них кашалот предстаёт перед нами как опаснейший и свирепейший обитатель океана. От него, от чудовища–кашалота спасает дочь эфиопского царя прекрасную Андромеду древнегреческий герой Персей.

Ни одно морское животное не порождает столько восхищения и страха. Полузверем, полубогом представлял себе Моби Дика капитан Ахав.

Какими храбрыми, бесстрашными должны были быть китобои, охотившиеся на кашалотов, потопивших немало ботов с людьми!

Этот кит и сегодня окутан покровом таинств. Как удаётся ему выдерживать колоссальное давление воды, погружаться столь глубоко и на длительное время? Кит не приемлет морскую воду — он обрёл загадочную для всех учёных способность превращать солёную воду в пресную. Киты живут, прислушиваясь к голосам сородичей, недоступным слуху человека. Они мигрируют из одних вод в другие, безошибочно ориентируясь в пространстве и во времени. Раскрыть эти тайны природы предстоит в будущем.

Раннее утро, тихое и спокойное, обещает славную охоту: помимо большого кашалота, которого гоняем мы, в разных местах моря, ограниченного круговым горизонтом, фонтанят стада китов.

Над поверхностью ещё дремлющего океана, залитого мягким светом встающего солнца, в голубовато–сиреневом небе висит лёгкая дымка. Изредка над поверхностью воды, рассыпаясь серебристыми искорками, мелькают летучие рыбы. Случается, выскакивая из воды вблизи судна, они падают на палубу, трепеща длинными узкими плавниками, судорожно бьются в руках счастливца, кому удалось первому схватить их. Мокрые бока рыб сияют радужным блеском, а спинки их отливают металлической синевой. Пойманных рыб китобои засушивают на сувениры.

Далеко не романтическое это занятие — охота на китов!

Скучная, однообразная работа по выполнению плана добычи мяса и жира. Известное изречение Юлия Цезаря: «Пришёл, увидел, победил!» капитан Обжиров переиначил на свой лад: «Увидел, догнал, убил!».

В тропиках жарища, духота. В северных широтах, в Антарктике холод, ветра с дождём. В редкие дни там тихая, ясная погода. Всё больше шторма, неуёмная качка. Завтраки, обеды, ужины часто всухомятку: бачки с супом, с компотом вылетают из квадратных углублений на электроплите. В такие непромысловые дни хмурыми, неразговорчивыми, вспыльчивыми становятся китобои. Молча, с унылым видом стоят вахту: на руле, у дизелей, в радиорубке, за штурманским столиком, в гребном электроотделении, в дозорной бочке на марсе. Что гнетёт их? О чём думают бородатые мужчины в сапогах из китовой кожи, в грубых штанах, подпоясанных широким ремнём, на котором висит нож? На шее каждого болтается брелок–амулет из кашалочьего зуба, а на переборке у койки приколота кнопками фотография любимой женщины, детей. Чем заняты их невесёлые мысли в часы вынужденного безделья? Невыполнением нормы добычи китов? Или тоской о родном доме? О лугах, пахнущих свежескошенной травой и полянах, пестреющих цветами, о грибном лесе и камышовом озере? Точит китобоя тоска по берегу. А придёт с путины домой и скоро заскучает по необъятным морским далям. Таков уж характер человека, которому уготована судьба бороздить океанские просторы. Море — его жизнь и призвание.

Чтобы не только выполнить, но и перевыполнить план по добыче китов так, как того требовали соцобязательства, принимаемые всеми трудовыми коллективами, и в их числе экипажами китобойных судов, нужно было в течение сезона доставлять к плавбазе не менее двух–трёх китов в день. В некоторые дни мы загарпунивали семь–восемь, а то и десять–двенадцать. А, бывало, за неделю–другую ни одного!

Но вот сегодня, кажется, денёк будет успешным. Погода — как на заказ! И китов тьма. Со всех океанов сплылись они сюда, что ли? Стада в десятки, сотни голов фонтанят вокруг. Бывалый китобой старпом Емельянов объясняет мне:

— Мы сейчас южнее Гавайских островов на триста миль. В здешних тёплых водах в это время года киты воспроизводят потомство.

Близость Гавайев подтверждают «Орионы» — тяжёлые американские самолёты–противолодочники. С тягучим рёвом низко пролетают над нами, но мы в нейтральных водах и нам дела нет до их наблюдений за нашей охотой.

Несмотря на непомерное количество китов, вспенивающих гладь моря на всей видимой глазу поверхности, мы продолжаем гонять одиночку–богодула, не примкнувшего ни к одному китовому стаду. В приморских портовых городах презренным словом «богодул» называют пожилых здоровых мужиков–выпивох, не имеющих жены и детей, нигде не работающих, не бритых, обросших, неопрятных, болтающихся без дела. Вероятно, с ними сравнивают и блуждающих по океанам китов–отшельников. Китобои говорят, что киты живут лет сто. Сколько лет нашему богодулу — поди, спроси у него! Но что старый и хитрый, как умудрённая долгой жизнью ворона, это точно. От многих гарпунов ушёл, наверно, этот древний самец–скиталец морей, не подпускающий на выстрел. Уже несколько часов мы не даём ему покоя, в то время как «Зоркий» уже несколько раз бахнул из пушки.

— Павел Иванович! Может, бросим этого дедушку к чертям собачьим? Вон сколько их вокруг! Мы бы уже давно несколько штук взяли…, — вслух выразил сомнение старпом. — Время только теряем. Богодул это… Учёный…

Обжиров непреклонен. Щурясь и попыхивая сигаретой, не отрывает глаз от чёрной спины кашалота, тёмной тенью скользившей у поверхности воды. Казалось, ещё немного и мы подойдём к нему на выстрел. Но опять нам не достаёт каких–то полсотни метров: взмах широких лопастей хвоста и кит исчезает в глубине. Молчит на баке у пушки и Курганович, не даёт команды повернуть на других китов. Что выражают амбиции приятелей, не одну путину проплававших вместе? Внутреннюю злость, упорство, задетое самолюбие, азарт охотников? Оба они опытные китобои, хорошо понимают море и друг друга. В каждом из них в соперничестве с изворотливым китом сейчас проснулся гордый, самонадеянный, властный и честолюбивый Ахав — герой всё того же романа Германа Мелвилла. Они не могли и не желали уступать, отказаться от дальнейшего преследования.

Охотиться на неповоротливых кашалотов легче, чем на проворных и быстрых синих китов, но зато они очень чутки: «наш» кит, едва заслышав шум винта, тотчас, задрав хвост, скрывается под водой. Застопорив ход, «Робкий» тихо скользит, разрезая острым носом зелёную волну. Все застыли на своих местах. Давно снят чехол с заряженной пушки. Не отходит от неё Курганович. Крутится у ног его Светка, но гарпунёр не отгоняет собаку. Встречная волна, ударяясь о нос судна, осыпает брызгами и гарпунёра, и собаку. Светка отряхивается, а Курганович, увлечённый погоней, не утирает мокрое лицо, не отрывает глаз от прицельной планки. Вдруг почти у самого форштевня с шумным сипением взметнулся фонтан. Кашалот наполовину выскакивает из воды, на секунду зависает на фоне сине–зелёной глади, и с оглущительным шумом, подняв тучу сверкающих брызг, обрушивается в море. И моментально прогремел выстрел. В облаке сизого порохового дыма пушка, гарпунёр и лающая собака.