Владимир Дудченко - Канал Страница 50

— Бисура, я вахш! Куллю ам ва инта бихейр! [Быстрее, боец! С Новым Годом! — араб., егип. ]

В Агруде Полещука с нетерпением ждали. Немудреный стол, чем Бог послал, накрыли хабиры. Они же, советники, взяв Полещука под „белы рученьки“, потащили к себе. При свете разглядели бутылки: судя по этикетке на английском языке, это было бренди, остальное прочитать не удалось, так как бумажные наклейки пришли в негодность. Но это действительно было бренди, причем, настоящее и очень выдержанное (еще бы — даже бумага сгнила!), что подтвердил, решительно глотнув четверть стакана, бригадный „камикадзе“ Субботин. Пригласили и переводчиков. Хотя и досталось каждому по чуть-чуть, Новый Год удался.

Распив бутылки, перешли к музыкальной программе и проникновенно затянули „Темную ночь“. Тем более, что новогодняя египетская ночь была действительно темной, только „пули не свистели по степи“, а доносился приглушенный расстоянием шум бомбежки в Суэце.

— Мужики, может, споете про танкиста? — вспомнил Полещук песню, поразившую его в Роде хватающими за душу словами.

„Нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки каркас, — тихо, чтобы не разбудить Чапая, запели советские военные советники невесть откуда известную им песню, — и залпы ба-а-ашенных орудий в последний путь проводят нас…“

Полещук пел вместе со всеми, думая, что песня совсем непраздничная, а перед глазами стоял голубоглазый израильтянин в пустынном камуфляже, который совсем недавно должен был его, русского, непременно убить. Но, почему-то не убил…

Глава четырнадцатая

Ожесточенная трехчасовая перестрелка произошла сегодня ночью в южной части Суэцкого канала между переправившимся на восточный берег канала подразделением египетских войск и израильскими оккупантами.

Как сообщил в распространенном агентством МЕН заявлении представитель вооруженных сил ОАР, в ходе боя было убито много израильских солдат, уничтожены танк, автомашина на гусеничном ходу и джип.

Подполковник Сафват пошевелил забинтованной рукой и застонал от резкой боли. Он откинулся на подушку и подождал, чтобы боль утихла. Белый потолок госпитальной палаты опускался все ниже и ниже, прямо на него, и прижимал, прижимал к койке… Сафват покрылся испариной и, еле сдержал стон, но уже не столько от боли, сколько от вновь каленым железом засверлившей голову тягостной мысли: его батальон почти полностью погиб…

„Какая сволочь предала? Ведь вся операция изначально была абсолютно секретной! — размышлял командир батальона. — Даже я до последнего момента не знал времени начала переправы через канал… Как все бездарно… Тренировки до седьмого пота, досконально изученный район высадки… Жаль парней, единицы спаслись… Отыщу предателя — застрелю собственноручно, будь он хоть из генштаба! Кус умму!“

Сафват вспомнил, как на воде их лодки осветили прожекторами и в упор начали прицельно расстреливать из танков. Спаслись немногие, евреи отлично подготовились, и знали практически все: время высадки, место, силы египтян… Утечка секретной информации, без сомнения, пошла из оперативного управления генштаба, только там знали все. „Аль-гидар ляху азан!“ [„И стены имеют уши!“ — араб. ] — пришла ему на ум пословица. Подполковник посмотрел на свою забинтованную левую руку и подумал, что ему еще раз повезло: касательное осколочное ранение, кость не задета, долго держать здесь не будут, крови, правда, много потерял, пока вытащили на берег. И контузило сильно — до сих пор голова как чужая… Он закрыл глаза. В памяти опять возникла ужасная картина ночной расправы с переправлявшимся на тот берег батальоном. Его батальоном…

В это самое время, когда раненый комбат Сафват страдал от раны и переживаний в палате военного госпиталя Маади, Полещук был в Каире. Наконец-то разрешили отпуска, и грязные, изъеденные клопами, несколько недель не мывшиеся советники и переводчики, вовсю наслаждались благами цивилизации. Приведя себя в порядок, Полещук решил на этот раз повременить с традиционной переводческой пьянкой, и рискнул позвонить с телефона-автомата в отель аэропорта.

— Рейсовый самолет из Афин? — переспросил на сносном английском мужской голос. — Да, мистер, прибыл. Вчера. Экипаж? Мисс Тэта Эстатопуло? Здесь, мистер. Соединяю с 203 номером.

— Hello! — раздался в трубке мелодичный голосок Тэты. И Полещук на мгновение растерялся. — Who is it? Speak, please! [Кто это? Говорите, пожалуйста! — англ. Здесь и далее все общение Полещука с Тэтой Эстатопуло происходило на английском языке]

— Это я, Тэта, Александр, — охрипшим от волнения голосом ответил Полещук. — Русский. Мы с вами познакомились в спортклубе Гелиополиса…

— Ох, Александер! — произнесла гречанка после нескольких секунд молчания. — Вы где, Александер?

— Здесь, в Каире. Совсем недалеко от вас, — обрадовался Полещук и подумал: „Вспомнила, узнала… Какое счастье!“ — Мы можем встретиться?

— Конечно, darling, и обязательно! Я улетаю завтра, а сегодня вечером полностью свободна. Где мы встретимся, Александер?

Произнесенное Тэтой слово „дорогой“ перечеркнуло все прежние сомнения Полещука, он по-детски обрадовался, забыв про особистов, мухабарат и прочие страшилки зарубежной действительности советских граждан. Договорились встретиться в семь вечера у кинотеатра „Рокси“, неподалеку от того самого спортивного клуба, где они познакомились.

Времени было не так много, и Полещук как на крыльях помчался к своему дому в Насер-сити, чтобы с кем-нибудь из коллег смотаться в офис СВС за деньгами и письмами из Союза. А потом надо было еще успеть подобающим образом переодеться: смешно идти на свидание с Тэтой в костюме, выданном в Москве на складе „десятки“, в таких ходит едва ли не половина хабиров и переводчиков. „Как цыплята из инкубатора! — усмехнулся про себя Полещук. — За сотню метров видно, что идет советский вояка! Наверное, чтобы кое-кому вычислять наших было легче…“

— Щука, где ты болтаешься? — на лице соседа по комнате сияла довольная улыбка, а в руках — пакет из плотной светло-коричневого цвета бумаги. — Ты из третьей армии? Дуй на четвертый этаж, там подарки выдают. Вот — получил! — Вадим пошлепал по пакету. Виски!

Незнакомый советник из штаба армии нашел в списке фамилию Полещука и под роспись вручил ему тяжелый пакет. В нем действительно была бутылка виски „White horse“ и две бутылки египетского сухого вина. На маленькой карточке красивой арабской вязью было написано: „С наилучшими пожеланиями — военный министр Мухаммад Фавзи“.