Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин Страница 50

Разумовский вздрогнул, услышав за спиной хруст сухой ветки. Рядом стоял Базилевский.

— Что, князь, не спится?

— Встал… Пора уж и вам. Позавтракать да седлаться. На дневке доспим.

— Давай, князь, еще раз посмотрим карту, где мы и как дальше…

Разумовский достал из кармана наклеенный на материю лист «десятиверстки», расправил бережно. Оба склонились над картой.

— Вот пункты еще на три ночевки, а здесь будем дожидаться Козобродова.

То, что встреча их не состоялась, — вина «его величеству»: для Царя ночи понятие дисциплины стало слишком условным. Путь его группы навечно зафиксирован в документах госархива.

С—скому губернскому прокурору

Собранными сведениями удалось установить, что означенная банда первый раз появилась на границе Царицынской губернии 6 августа 1923 года, вооруженная шашками, винтовками и револьверами, выдавая себя за отряд милиции Т—ского округа.

На хуторах Рогачева и Раковского Усть-Медведицкого округа забрали штампы и печати сельсовета.

7 августа сделали налет на кордон лесничества около села Старый Кондарь, забрали пять седел, две винтовки.

8 августа выехал из города Елани отряд под командой уездного военного комиссара Суркова, который 9 августа настиг банду возле мельницы Бореля, где бандиты пытались отсидеться. Завязалась перестрелка, в которой бандиты ранили милиционера. Затем банда направилась в Камышинский уезд. Сурков преследование бросил.

За бандой начал погоню начальник золотовской милиции с отрядом. В селе Даниловка у сочувствующего им кулака Самсонова бандиты выяснили, что в девяти верстах от села находится отряд милиции. Тогда, бросив лошадей, бандиты переехали на лодках на другую сторону Волги, где в заливных лугах хоронились до 12 августа, затем спустились вниз…

Летом, примерно в начале первой декады августа, в лесах нашего края была обнаружена небольшая бандитская шайка. В то время я работал в селе Золотом, которое было центром уезда.

Хорошо помню, как во второй половине дня меня срочно вызвали в уездный комитет партии, где секретарь товарищ Кальнов и заворготделом товарищ Зимин мне объяснили, что в районе Золотого появилась банда, которую надо ликвидировать. Для этой цели был мобилизован отряд ЧОНа — 20 человек, а я назначен его командиром, так как уже имел опыт борьбы с бандами Вакулина. В наше распоряжение был предоставлен небольшой буксирный пароход «Камелия». К вечеру отправились вниз по Волге.

Мне было сказано, что начальник золотовской милиции Егор Степанович Давыдов уже выехал со своими людьми на лошадях и что нам предстоит с ним встретиться, чтобы действовать сообща.

По пути следования мы остановились у пристани Нижняя Банновка узнать что-либо о нахождении банды, но ничего существенного не выяснили. Стало уже совсем темно, когда мы дошли до села Лапоть. В этом волжском селе у председателя сельсовета я узнал, что во второй половине дня на пяти верховых лошадях семеро подвыпивших, вооруженных до зубов бандитов с удалыми песнями и плясками въехали в село и направились к берегу Волги. Там они бесцеремонно захватили лодку и уехали вниз, а лошадей бросили на берегу. Где находится банда в данное время, нам неизвестно.

Возвратившись на пароход, мы направились дальше. У села Даниловка стали на якорь. В село я послал своего помощника Зацеляпина. Часа через два он возвратился и объяснил, что виделся с начальником милиции, все спокойно, преследуемая нами банда в Даниловке не появлялась, а якобы, по слухам, проехала на лодке луговой стороной Волги вниз.

Ввиду того что нам было указано за пределы своего кантона не выезжать, а бандиты исчезли неизвестно куда, мы, посоветовавшись, решили возвращаться обратно в Золотое. Снявшись с якоря, пароход отчалил от берега, а через несколько минут нас обошел почтовый пароход «Володарский». Время было шесть часов утра, солнце поднялось уже высоко…

«С песнями и плясками» — так показали жители села Лапоть. А ведь, откровенно-то говоря, Козобродову и его правой руке Платону Хорьку было далеко не весело. Точнее сказать, они были угрюмы и даже более того — злы, как собаки. А Платон чуть было и пулю не влепил в своего непутевого братана Якова и в его пьяного дружка Левку Щегла. Вот они, эти два идиота, с них все беды-то и начались, это точно! Ведя в поводу лошадей, нагруженных пулеметом, лентами и другим оружием, вопили сорванными, сиплыми голосами похабные частушки, вихлялись и приплясывали под свой собственный аккомпанемент на глазах выглядывающего из-за плетней сельского люда.

Федор Козобродов тоже вел в поводу лошадь, где в седле еле держалась раненная в руку выше локтя пулей, выпущенной чоновцами в перестрелке у мельницы, одетая в мужское платье его зазноба Зинаида Меньшова. Ее Царь ночи взял с собой не как активного помощника в деле, а как будущую жену, когда дело удастся сделать и они с князем рванут в Ташкент. Не вертаться же за Зинаидой обратно в Усть-Лиманск и не оставлять же ее, такую кралю, какому-нибудь фраеру! И вот надо же, какая невезуха! Никого и не задели, а будто бы только в нее, в Зинку, метили — гады! Рана, по сути, чепуховая, но, во-первых, баба, опять же крови много вытекло; удирали, некогда было как следует перевязать. И знобит ее, бедную, побледнела, как полотно, говорит, земля в глазах плывет. Как быть? У Федора голова колется от заботы, а этим чертям полосатым, нарезались самогонки, и горя мало! Но когда Платон, выведенный из терпения, не на шутку схватился за оружие, Царь вышиб у него из руки наган — такие-то бесшабашные оторвяги, как Яшка и Левка, всегда были ему по душе. Беспокоит его Герка Гимназист. Что-то уж больно кислая у него рожа, задумчивый шибко стал.

— Эй вы, паяцы базарные! — крикнул