Юрий Ищенко - Черный альпинист Страница 53

СХВАТКА С ЧЕРНЫМ АЛЬПИНИСТОМ

(Тянь-Шань, осень 1993 года)

«Остановившись в пустыне, складывай из камней стрелу, чтоб, внезапно проснувшись, тотчас узнать по ней, в каком направленьи двигаться. Демоны по ночам в пустыне терзают путника. Внемлющий их речам может легко заблудиться: шаг в сторону — и кранты. Призраки, духи, демоны — дома в пустыне. Ты сам убедишься в этом, песком шурша, когда от тебя останется тоже одна душа…»

Глава 1

МЕРТВАЯ ТУРБАЗА

Низкие, плотные тучи свинцового оттенка зависли над Талгарским ущельем, скрывая вершины гор, напитывая воздух сырой тошнотворной мглой. Из-за непогоды ждали вылета на турбазу четыре часа. Когда стало ясно, что небо не расчистится, решили все-таки лететь, заменив легкий Ми-15 на мощный и тяжеленный Ми-24, «летающий танк» (по определению воевавших в Афганистане), приспособленный к сверхнизким полетам.

Вертолет грузной темно-зеленой мухой мерно тащился над бурлящей каменистой речкой, под нижней кромкой облаков. Иногда клубы тумана застилали видимость за боковыми иллюминаторами (приспособленными к стрельбе из автоматов и пулеметов). Тахиру и двум офицерам, его сопровождавшим, казалось, что вращающиеся винты вот-вот заденут скалу, посыплются, а многотонная машина ухнет в пропасть. И от любого кажущегося стука в работе двигателя на лицах появлялись кривые неуверенные улыбки.

Чем выше забирался вертолет, тем явственнее в горах ощущалась зима. Первые крохотные клочья снега на склонах северных вершин сменялись большими ярко-белыми залежами. Тахир нервничал — ему очень не хотелось гоняться за Черным Альпинистом в зимних условиях. И на беговых, и на горных лыжах он ощущал себя идиотом (при том, что в армии и в Высшей школе его готовили). Но пока сама долина оставалась густо-зеленой, с черными пятнами мокрых лугов и желтовато-оранжевыми блестками рощ лиственных пород.

Пролетели над крохотным аулом — десяток глинобитных кибиток, все, видимо, брошены. Лишь какой-то длиннобородый аксакал у речки с посохом и парой понурых баранов, завидев вертолет, стал кричать и махать им угрожающе палкой.

— Чего это он? — крикнул Тахир соседу.

— Ну, видишь, население сбежало. Решили, что духи гор на людей разгневались. Тут люди темные, не то, чтобы мусульмане, скорее язычники. Они уверены, что это власти виноваты, ну и мы, военные, в том числе…

Офицер пожал плечами, а Тахиру и это пришлось брать на заметку, — если там, высоко в горах, зайдет в селенье или к чабану, может на неприятности нарваться…

На турбазе снега было больше; спортплощадка, над которой завис Ми-24, почти вся была покрыта грязными тающими сугробами. Мокрая снежная пыль нехотя вихрилась под брюхом машины, едва вертолет встал на бетонные плиты, как послышался треск — вертолет осел. Это не выдержали веса тонкие плиты. До темноты оставалось около часа, поэтому снаряжение Тахира — с десяток ящиков, рюкзак с едой и одеждой — выкидывали из машины в спешке, беспорядочно. Тахир размял ноги, прошелся к краю площадки: когда-то здесь играли в баскетбол и волейбол. От административного здания на низах турбазы офицер привел двух дежурных сержантов. Те взялись перетаскивать снаряжение к своему посту наблюдения. Тахир принял участие в переноске тяжестей, взвалил на плечи рюкзак (с полсотни килограммов), прихватил два небольших цинковых пенала (патроны для «стечкина», который сейчас болтался в большой кобуре под курткой), поплелся за ними. Снег держался только на асфальтированных дорожках и лестницах, было скользко идти, но грохнуться на мокрой траве было бы еще проще. Он завернул за угол здания, к парадному входу, сбросил скарб у общей кучи, поднял голову и обомлел.

Все окна первого и второго этажа были замурованы. Заложены кирпичной кладкой. Также не было дверей — тоже ряды кирпичей. В два уцелевших окна третьего этажа вела веревочная лестница. Для поднятия тяжестей над окном приварили блок-балку, — один из сержантов принимал груз, второй вместе с офицером тужились, поднимая на канатах ящики.

— Ребята, это все из-за Черного Альпиниста? — спросил у них Тахир.

Ему кивнули. Офицер подцепил последним его рюкзак, Тахир несколькими рывками за канат поднял рюкзак к амбразуре. И сам полез по лестнице, попрощавшись с офицером. Тот за его спиной сложил ладони рупором, крикнул:

— Эй, наверху! Принимайте спасителя!

Тахир отчетливо выматерился. У окна его встретил рослый детина в расстегнутой гимнастерке, щетинистый, грязный, от него ощутимо пованивало потом. Левая рука детины покоилась на станине тяжелого пулемета: ствол с кружком прицела направлен на ближайшую вершину, Сидящего Тигра.

— Кто таков? Может, сменить нас решили? — спросил мужик, почесываясь.

— Полковник Нугманов, Тахир попросту, — Тахир протянул руку для пожатия.

Детина руки не пожал, тоскливо отвернулся, как бы говоря сам с собой:

— А, начальничек, на инспекцию… Мы-то обрадовались, что меньше срока здесь отсидим. Все ништяк, господин полковник, служим казахскому народу. Штаны по ночам стираем, а то дерьмом воняют.

— Ты, Мурат, злобу для бабы побереги, — миролюбиво предложил офицер, влезая вслед за Тахиром. — Полковник сюда аж из Москвы припер, чтобы красавца нашего изловить. Да и парень ништяк, не выдрючивается.

— Что, верно говорит, ловить будешь Альпиниста? — заинтересовался детина.

— Буду.

— А, ну-ну. Рембо, значит. Молоток, значит. Суперстар. Пошли тогда, чайком угощу.

Залез в убежище и второй сержант, именуемый Геной. Офицер передал дежурным письменное предписание принять и помочь полковнику, заспешил обратно к вертолету.

— Гена, я отчаливаю, — офицер помялся, но добавил, — вы на всякий случай в окошко гляньте, ребята. Ненароком псих тот объявится, — и сконфузился, не дожидаясь гогота, полез вниз.

Тахир, детина Мурат, его напарник, такой же заросший и грязный, но поменьше ростом, сидели в комнатушке без окон, дверь была из стали. Амбразуры Мурат прикрыл железными решетками, чтобы в заднем помещении спокойно попить чайку.

— И на фиг он тебе сдался? — спросил Гена.

— Вот, сдался. Я сам родом из Алма-Аты, в Москву еще при Союзе перевели. Здесь родные, друзья. Выручать приехал, — сказал Тахир, подлаживаясь под общий простецкий тон.

— Местный, значит. Я и смотрю, азиат ты. Казах? Бельмес?

— Жок бельмес. Уйгур я.

— Ну да, слыхал. Я вот татарин, из Чимкента, а придурок тот аж из Молдовы, — Мурат кивнул на Гену, разливающего из котелка в алюминиевые кружки чай. — Молдаван он. Здесь по контракту. А я бесплатно, как сучий корень.