Александр Грачёв - Падение Тисима Ретто Страница 56

О, гордиться было чем! Захватив все жизненно важные центры Китая и весь юго — восток Азии, продвинувшись до границ Индии и берегов Бенгальского залива, владея Сингапуром и Индонезийским архипелагом до северных подступов к Австралии, армия Японии стала властительницей Азии, — в этом, по крайней мере, был убежден генерал — майор Цуцуми. Поражение Гитлера и Муссолини нанесло первый удар по этим убеждениям. Но хотя генерал не был большим политиком, он понимал: утратив сильных партнеров в войне, Япония еще не потеряла своего могущества, и если уже не сможет победить своих противников, то во всяком случае завоюет почетный мир, чтобы переварить тот жирный кусок, который она проглотила. Чутье милитариста подсказывало Цуцуми, что в конце концов американцам и англичанам тоже выгоднее иметь в лице императорской Японии партнера, чем врага. Договориться с ними нетрудно, в крайнем случае можно будет уступить им часть захваченной добычи. Но как быть с русскими?

Генерал нервно забарабанил пальцами по столу и тяжело вздохнул. Весь строй его мыслей, все давно сложившиеся понятия и представления как — то зашатались, словно громадное здание при подземных толчках. Именно на землетрясение походило все то, что делалось вокруг: то там, то тут обнаруживались следы разрушительного действия таинственных могучих сил. Поражения в Бирме, на Индонезийском архипелаге, известия о подтягивании крупных механизированных армий русских к границам Маньчжоу — го, наступательная активность народно — освободительных армий Китая, наконец, англо — американский ультиматум с требованием капитуляции Японии и явная поддержка его русскими — все это как бы стихийно следовало одно за другим, грозовыми тучами заволакивая небо над Японией.

И удивительно: в это же самое время происходит бунт военнопленных китайцев, в гарнизоне появляются прокоммунистические листовки, из рук подполковника Кувахара ускользает опасный русский разведчик, а потом это письмо с угрозами. Будто в самом воздухе появились какие — то болезнетворные бациллы. Невидимые, они шаг за шагом разрушают весь тот крепкий организм, каким представлялась всегда японская армия генералу Цуцуми.

Обо всем этом мрачно думал генерал — майор Цуцуми, сидя у себя в кабинете утром 7 августа, после того как получил письмо Грибанова и вторую за последние три дня совершенно секретную шифровку из императорской ставки. В оскорбительно — формальном, поучительном тоне было написано письмо русского.

«Господин генерал, вы старый солдат и должны знать, что в войне бывают не только победы, но и поражения. Бессмысленно было бы с моей стороны доказывать вам, что японскую армию в конечном счете ждет неминуемый крах. Если вы хоть чуточку разбираетесь в политике, то сами видите все это отлично. В связи с этим я имею кое — что сказать вам со всей категоричностью.

Много преступлений и злодеяний против человечества совершила японская военщина, не мне вам рассказывать о них. Я лишь хочу поставить вас в известность о том, что вам не удалось и уже не удастся скрыть таких злодеяний, как уничтожение военнопленных китайцев и недавнее потопление советского парохода, — злодеяний, к которым причастны не только подполковник Кувахара, капитан второго ранга Такахаси, бывший майор, ныне капитан Кикути, поручик Гото, но и вы лично. Сейчас не без вашего ведома совершается еще одно преступление: подполковник Кувахара под угрозой страшных пыток принуждает четверых советских граждан, спасшихся с потопленного парохода, стать японскими шпионами. Если они не согласятся — их ждет гибель.

Имейте в виду, господин командующий, за это преступление придется отвечать и вам. Пока не поздно — одумайтесь, прекратите эту затею и примите меры к безопасности советских граждан. Этим вы хоть немного искупите свою вину. Ну, а если не одумаетесь, — пеняйте на себя. Майор И. Грибанов“.

Бумажку легко выбросить в корзинку, но как отделаться от всего того, что содержится в ней? Откуда все знает этот русский пройдоха?

Опершись локтями на стол и зажав ладонями виски, генерал не спускал застывшего взгляда с этого письма и двух расшифрованных радиограмм, разостланных на столе. В первой шифровке, полученной в воскресенье, под вечер, строжайше приказывалось привести в полную боевую готовность части и подразделения гарнизона острова, расположить их в укреплениях в соответствии с расписанием, применяемым в боевой обстановке, максимально сократить число обслуживающего персонала, а высвободившихся солдат влить в подразделения, находящиеся на наиболее угрожаемых участках. Эта радиограмма и послужила поводом для приказа командующего об отмене операции по прочесыванию острова силами охотников.

Вторая радиограмма, полученная сегодня одновременно с письмом Грибанова, была столько же категорической, сколько и тревожной: подчеркивалась необходимость быть каждую минуту бдительным и готовым ликвидировать или переслать в генеральный штаб особо важные секретные документы и материалы, а подполковника Кувахара назначить командующим укрепрайона, являющегося самым ответственным участком в обороне острова. Вторым пунктом сообщалось, что американской авиацией сброшена на Японию сверхмощная бомба, являющаяся, по — видимому, принципиально новым оружием и причинившая большие разрушения я жертвы, в связи с чем приказывалось усилить наблюдение за воздухом и непрерывно держать в боевой готовности все силы противовоздушной обороны. Наконец третьим пунктом приказывалось немедленно отправить в Японию все подводные лодки и эсминцы.

Нет, все это явно не согласовывалось с теми представлениями о положении в стране и армии, которые сложились в голове генерала Цуцуми.

И вот прошло еще только двое суток — новая радиограмма, как удар молота: Россия присоединилась к своим союзникам — Америке и Англии — и объявила о состоянии войны с Японией. Первой мыслью, пришедшей в голову Цуцуми, была мысль о Грибанове, о русских и американских пленниках. Первым его шагом было приказание адъютанту срочно вызвать в штаб — квартиру командира взвода жандармерии поручика Гото и переводчика Хаттори.

— Что с русскими, задержанными на Сивучьем? В каком состоянии они? — спросил он поручика Гото, едва тот переступил порог генеральского кабинета.

— Двое русских в хорошем состоянии, господин командующий, третий был подвергнут физическому внушению господином подполковником Кувахара и находится в болезненном состоянии, четвертый позапрошлой ночью умер от сердечного приступа.

Генерал с отвращением смотрел на поручика Гото (образец кретина!), на его высоко поднятые узкие плечи, на выпуклый живот, подпертый короткими кривыми ножками, на массивную бесстрастную физиономию с низким лбом и узкими щелками глаз. Генерал был самурай по воспитанию. Дух рыцарства он считал неотъемлемым своим качеством. А перед ним стоял типичный заплечных дел мастер, палач, которому ничего не стоило вырвать у живого человека язык, улыбаясь, выколоть человеку глаза или загнать под ноготь иголку. Словом, это был классический жандарм, кровавый и грязный слуга, без помощи которого, к сожалению, нельзя было обойтись в деле достижения целей империи.