Виталий Гладкий - Приключения-91 Страница 74

Еле волоча сумку, Москвина вышла на улицу, за хлопотами так и не решив еще, где спрячет добро. Машины проносились мимо, никто не обращал внимания на женщину, которая нетерпеливо топталась у края тротуара.

Сзади кто-то подошел.

— Гражданка Москвина! Это ваша сумка?

— А то чья же? — машинально огрызнулась Вера Петровна, оборачиваясь и обреченно осознавая, что все потеряно.

— Мы из милиции.

Двое молодых мужчин встали так, что ей некуда было шагнуть. Один уже держал в руках ее сумку, другой, говоривший быстро, поднес к ее глазам красную книжечку и тут же спрятал ее в карман.

— Пройдемте в дом, у вас будет обыск. Ваш муж арестован.

Вера Петровна сидела за столом в большой комнате. Ей было почти физически больно видеть, как чужие люди роются в ящиках и шкафах. Хотела было заплакать, но вовремя вспомнила, что платка под рукой нет. Пришлось подняться и достать его из комода.

Молодые люди проводили ее взглядом и продолжали работать сноровисто, больше не обращая на нее никакого внимания.

— Все, — подошел к ней тот, который предъявил удостоверение. — Вот копия описи ваших вещей, которые мы забираем с собой, и повестка. Завтра к одиннадцати часам явитесь на допрос к следователю Трофимову, который занимается делом вашего мужа. Вам все понятно?

Вера Петровна неопределенно кивнула, не отрывая платка от глаз.

— Сегодня из дома никуда уходить вам не разрешается Звонить тоже, телефон мы отключили. На балконе не появляться. Свидание с мужем вам разрешат через несколько дней.

Они ушли. Москвина осталась одна. Первое, о чем она подумала, — как же теперь сходить к Леночке. Если сегодня не забрать перстень и кулон, вдруг Леночка их отдаст еще кому-нибудь. Вера Петровна бросилась к телефону. Но он молчал: провод, ведущий к розетке, был обрезан. Только теперь до нес наконец дошел весь ужас случившегося, и она разрыдалась.

Потом Вера Петровна долго лежала на своем любимом диване лицом вниз, не будучи в силах ни подняться. ни хотя бы повернуться на бок.

К вечеру она немного успокоилась. Умылась, кое-как причесалась и стала осматривать оставшиеся после обыска вещи. К своему немалому удивлению, обнаружила, что почти ничего из вещей, кроме тех, что лежали в сумке, работники милиции не взяли. Не оказалось на месте лишь десятка полтора старых книг, которые не так давно муж откуда-то принес.

Она прочитала оставленную на столе бумажку.

Опись конфискованного имущества за редким исключением соответствовала тому, что находилось в сумке. Хрусталь, часть серебра, ее шубы и еще многие другие ценные вещи остались на своих местах, в том числе ковры, фарфоровая посуда, весь антиквариат. Это открытие обрадовало Веру Петровну. Значит, в ближайшие два-три года она может не искать работу. «Сегодня же надо составить список вещей и все отвезти к маме», — решила Вера Петровна. За весь день о муже она даже не вспомнила.

Занятая составлением списка, Вера Петровна не слышала, как открылась входная дверь. Она очнулась, когда на кухне хлопнула дверца холодильника.

— Это ты, Аля? — спросила она, не отрываясь от бумаги. — Возьми яйца, сделай себе яичницу. Я сегодня ничего не готовила, мне некогда.

— Тебе всегда некогда! Что ты на меня так смотришь? — В дверях стоял Семен Павлович.

Он был зол. Сегодня директор объединения устроил ему разнос за отставание по выполнению плана. Но сам по себе разнос его не удручал. Горела премия, а это поважнее...

— Никто его не арестовывал, — продолжала Москвина свой рассказ. — Муж сказал, что это жулики у нас все унесли. Он так ругался, вы себе не представляете. Но в милицию, сказал, не пойдет, а то потом затаскают. Скажите, — с надеждой глядя на Илью, спросила она, — вы их найдете? Нам вернут то, что они взяли?

Этого вопроса Илья словно ждал.

— А как же? Обязательно найдем. На то и милиция, чтобы жуликов на чистую воду выводить. Простите, — сказал он, как можно ласковее глядя на хозяйку. — Я хотел бы взять у вас, на время, конечно, список похищенных вещей и осмотреть комнату, где орудовали мошенники.

— Конечно, пожалуйста, — поднялась Вера Петровна. Она прошла вперед и открыла дверь в большую комнату.

Прямо перед Ильей стоял большой резной шкаф темного дерева, а всю свободную середину комнаты занимал круглый стол, аккуратно застеленный бордовой плюшевой скатертью, расшитой золотистыми металлическими нитями. С краев ее свисали тяжелые кисти.

VI

«...И обратися буря на град больший, и загорелся во граде у соборныя церкви Пречистыя верх, и на царском дворе великого князя на полатах кровли, и избы древяныя, и полаты украшенныя золотом, казенной двор с царскою казною, и церковь на царском дворе и царския казны — Благовещение златоверхая, деисусь Андреева письма Рублева златом обложено, и образы украшенный златом и бисером многоценныя гречаскаго письма прародителей его от много лет собранных, и казна великаго царе погоре. И оружейничая полата вся погоре с воинским оружием, и в погребах на Царском дворе под полатами выгоре вся древяная в них, и конюшня царская».

Ким с трудом дочитал страницу и закрыл книгу. «Сколько же всего погибло! — думалось ему. — И это только в 1547 году. А раньше! А потом! По летописям выходит, такие пожары в Москве тогда были делом обычным». Он отложил книгу направо, в стопку просмотренных, и взял следующую.

Утром ему не повезло. Напрасно просидев у монастыря и побродив вокруг и около несколько часов, он решил пойти в библиотеку. Ведь если удастся выйти на след книг, поди разберись, какая ценная, а какая гроша ломаного не стоит. Кое-что, конечно, Ким помнил из университетского курса истории. Еще что-то выяснилось из беседы Смолянинова с Ревзиным. Но все это — капля в океане знаний.

Он прошел прямо в основной фонд. Там ему подобрали имеющиеся материалы, главным образом по истории древнерусской литературы. Необходимые и полезные сведения приходилось буквально выискивать в ворохе различных актов.

«В начале второй половины XVI века, — читал Ким в одном из трудов, стала ощущаться потребность в установлении единых текстов церковных книг в связи с появлением множества так называемых «растленных» книг, под которыми подразумевались книги с ошибками и искажениями религиозных текстов.

При кустарно-ремесленном производстве рукописных книг одним из способов увеличения их выпуска стало служить переписывание на слух, то есть переписка группой в 5—10 человек под диктовку. Это еще более увеличивало возможность появления описок и искажении, допускавшихся малограмотными переписчиками».

«Интересно, — отвлекся Ким, — как переписчиков за это наказывали? На кол сажали или прямо в костер живыми спроваживали?»