Том Шарп - Наследие Уилта Страница 8

Однако вскоре опять придется ехать, чтобы устроить дядю Гарольда в приют и окончательно удостовериться в пригодности мистера Уилта на роль репетитора. Пожалуй, присутствие в доме образованного человека будет вдвойне выгодно, ибо уймет раздражительность мужа. Только надо уведомить этого… как бишь его? Генри?.. чтобы ни в коем случае не заводил речь о налогах и политике. Как говорится, предупрежден — значит, вооружен.

Воодушевленная, Кларисса вернулась в усадьбу, чтобы взять ключ от коттеджа, предназначенного для Евы и Уилта. Надо проверить, чисто ли там, нет ли незваных поселенцев вроде летучих мышей. Кларисса даже прихватила блокнот для записи необходимых покупок. Но все оказалось в полном порядке, лишь требовалось обмести пыль, накопившуюся за зиму. Пожалуй, дети разместятся в одной комнате. Ева упоминала своих девочек-подростков. Будем надеяться, они не отвлекут Эдварда от занятий. Хотя до сих пор особого интереса к девочкам он не проявлял.

Вообще-то, за время кратких наездов домой на каникулы Эдвард не выказал никаких увлечений вообще. Кроме странной манеры кидаться камнями во все, что шевелится. В равной степени опасность грозила и зверькам, и детям, попавшим в поле его зрения. Бывали стычки с разгневанными родителями, не желавшими принять довод, что детки их сами виноваты, коль вторглись в частное владение. Подумаешь, на лице останется пара шрамов! Их отпрыски и прежде не были красавцами.

Вздохнув, леди Кларисса зашагала обратно в усадьбу. Подобных недоразумений можно было избежать, если б Джордж уделял пасынку хоть немного внимания — скажем, брал с собой на охоту или рыбалку. В гостиной Кларисса выпила два больших бокала мартини и решила весь вечер провести в постели. Как всегда, муж вернется заполночь. Слава богу, он слишком стар для каких-бы то ни было поползновений, да и спит в своей комнате.

В доме тридцать пять по Оукхерст-авеню обитал человек, тоже считавший раздельные спальни благом. Звали его Генри Уилт. Собственная спальня стала бы защитой от весьма нежелательных попыток супруги раскачать его на секс с помощью конвульсивных упражнений, которые она именовала «мануальной стимуляцией». Стремясь избежать экзекуции, Уилт безуспешно притворялся спящим. Ева следовала совету Мэвис Моттрэм, уверявшей, что тисканье мошонки пробудит кого угодно.

— Я всегда лапаю Патрика, если мне хочется, — сообщила подруга. — Способ ни разу не подвел.

Но с Уилтом вышла осечка. Подобное манипулирование он обозвал «методом щелкунчика», а когда в очередной попытке Ева использовала обе руки, выскочил из постели, так завопив, словно его кастрировали.

— Если тебе угодно продемонстрировать свою силу, коли грецкие орехи! Сейчас доставлю! — проорал Генри и, скрючившись, захромал на кухню.

С его точки зрения, это был закономерный отклик, но Ева ожидала иного.

Всякий раз вопли Уилта будили четверню, парами вылезавшую из двух детских и любопытствовавшую, что стряслось.

— Ничего, — проскулил Генри в ту достопамятную ночь, когда с трудом взбирался по лестнице, в одной руке зажав миску с грецкими орехами, а в другой — собственную мошонку. — Просто мамочка изголодалась.

— По орешкам?

— По ним. Вы же знаете, какие они полезные.

— А почему ты согнулся в три погибели? — пытливо спросила Пенелопа.

— Потому что меня перепутали с деревом, — простонал Уилт, захлопывая дверь в спальню.

Четверня не поверила. С площадки донесся ясный голосок Эммелины:

— У мамани опять засвербило. По-моему, она садомазохистка.

Комментарий отбил всякую охоту. Ева выскочила в коридор и устроила четверне взбучку. Потом вернулась в постель и устроила взбучку Уилту — на сей раз способом, не предполагавшим телесных увечий.

Нынче Генри отошел ко сну, убаюканный мыслью о том, что каникулярное пребывание дочурок в доме все же имеет свои положительные стороны.

Глава шестая

В полицейском участке инспектор Флинт томился бездельем. Уставившись в окно, он размышлял о неразрешимой загадке под названием «мистер Генри Уилт». Когда прошлым летом Уилта отделали, инспектор почувствовал громадное облегчение, придя к выводу, что этот малый — прирожденная жертва, одаренная гениальной способностью загонять себя в кошмарную ситуацию, а затем из нее выбираться, изворачиваясь, точно уж на сковородке. С другой стороны, он наделен поистине божественной, а подчас дьявольской способностью на допросе увиливать от прямого ответа, подменяя его столь ошеломительной несуразицей, что следователю впору свихнуться самому. Посмотрев в библиотечном словаре точное значение слов «увиливать» и «несуразица», Флинт понял, что они идеально характеризуют Генри Уилта, даже восхищавшего своей бесовской несносностью.

А вот суперинтендант Ходж вызывал совсем иные чувства. В нем восхищаться было абсолютно нечем. Флинт его ненавидел и в глаза назвал бы «безмозглым дураком», если б тот не снискал расположение полицейских иерархов.

Пока же он делился своим мнением лишь в частных беседах с сержантом Йейтсом, который демонстративно разделял его взгляд, награждая суперинтенданта титулом «тупой козлина». На улице пригревало солнышко. «Интересно, чем сейчас занят Уилт?» — подумал инспектор, праздно разглядывая парковые деревья в рамке окна.

Предстоящая инспекционная встреча с леди Клариссой Уилта ничуть не вдохновляла.

— Надо показать себя с лучшей стороны, — талдычила Ева. — И не забудь: в Кембридже ты закончил колледж Портерхаус.

— То есть я должен бесстыдно солгать? Говорю же, меня там и близко не было.

— Это не годится. Нужно слегка приврать, чтобы произвести впечатление.

— Ну да, а она позвонит в колледж и будет чертовски рада узнать, что меня там в глаза не видели. А потом ее муженек спросит, не сидел ли я в первой лодке и что я думаю о новом ректоре, который вдруг окажется женщиной.

Ева озадачилась:

— Не понимаю, при чем тут лодки? Мы все в свое время катались на лодках. И я тоже… на Норфолкских озерах… чудное было время…

— Лодки при том, что Портерхаус славится греблей, его команды, составленные из мудов, не раз становились чемпионами. Кстати, ты знаешь разницу между мудами и удами?

— Нет, не знаю. Если это касается гомиков, то и знать не желаю.

— И в мыслях не было, — усмехнулся Уилт. — Вот что я хочу тебе втемяшить: у нас в Фицгерберте старшекурсников… ну, хороших спортсменов… называли «муды». А слабаков в спорте звали «уды». Выше «уда» я так и не поднялся. Ясно?

— Вполне. Чего от тебя ждать-то?