Геннадий Гусаченко - Покаяние Страница 82

Не у всякого участника войны пять пуль просвистели у виска.

Три из них миновали мою голову во время работы в милиции. Две шевельнули волосы на ней в уссурийской тайге на охоте.

Об этих счастливых избавлениях от гибели расскажу позже, а сейчас с Вашего позволения, воображаемый читатель, подремлю немного в столь благостный час.

Наша служба и опасна, и трудна…

…Я шёл ночью и услышал звон разбиваемого стекла в киоске «Союзпечать». Неизвестный выскочил из него и кинулся наутёк.

— Стой! — крикнул я, бросаясь вдогонку. Неизвестный обернулся, блеснуло пламя, прогремел выстрел, и что–то ширкнуло справа возле уха. Я остановился, словно о стену ударился, лихорадочно размышляя, как поступить дальше. Пока думал, топот ног стрелявшего затих в темноте улицы.

…Позвонили граждане с улицы Кирова, сообщили, что некий гражданин палит из охотничьего ружья по прохожим из окна своей квартиры. Я и мой нештатный сотрудник Борис Белов немедленно сели в дежурную машину и понеслись на место происшествия. За углом «хрущёвки» столпились жильцы.

— Второй этаж, дверь прямо, — подсказали они.

Мы поднялись на площадку, постучали в дверь. Послышались ругательства.

— Откройте, милиция! — громко потребовал я. — Пока никого не убили, не ранили, откройте и замнём это дело тихо и мирно. Ружьё, конечно, не получите, но и протокол составлять не буду…

В ответ угрозы, обзывания нехорошими словами.

— В таком случае ломаю дверь, а вас привлекут за хулиганство, — крикнул я.

— Мой дом — моя крепость! Только тронь — башку снесу! — раздалось в ответ.

— Эта дипломатия через дверь без толку, — сказал я. — Всё, ломаем…

— А если и в самом деле пальнёт? — спросил Борис.

— Да ну… Он, что, совсем дурак? В милицию стрелять?

Несколько раз всем телом бухнулся в дверь, но бесполезно.

— Не колотись! Тут нужна моя масса, — расправил грудь Борис.

— Давай! — шагнул я в сторону, и в ту же секунду бахнул выстрел. Из пробитой дыры вылетели опилки, стружки и прочая требуха, чем в те годы набивались оргалитовые двери. Пыль, звон в ушах, и мы с Борисом летим вниз, не разбирая ступеней. Выбежали и к рации в машине:

— Управление?! Дежурный?! Срочно опергруппу на улицу Кирова… Да… Стреляет из окна…

Приехали. Окружили дом. Забросили в окно незадачливому стрелку «черёмуху» — баллончик со слезоточивым газом и все дела. Чихающего, залитого слезами пьяного хулигана вывели в наручниках, посадили в «воронок» и увезли.

— Ну, дела-а… Секунду задержался бы у двери и в аккурат в самое брюхо всадил бы тебе заряд дроби, — качая головой, сказал Борис.

…Сидел как–то в кабинете, писал бумаги. Звонок:

— В квартире… вор. Да, мы у подъезда караулим его.

Бегу… Люди почему–то шёпотом сообщают мне:

— На четвёртом этаже… Дверь открыта… Он там…

Неслышно вхожу. Заглядываю в зал, в кухню, в ванную… Никого. Балкон распахнут. Понятно, смылся уже. Я пистолет спрятал, расслабился: жаль, упустили домушника.

Вдруг он вышел из спальни, которую я поначалу не заметил. Мы оба остолбенели от неожиданной встречи лицом к лицу. Он быстрее пришёл в себя и бросился к балкону.

— Стой, стрелять буду! — крикнул я, хватаясь за кобуру.

Неизвестный выкинул руку назад, из чего–то пальнул в меня, и что–то будто ветерком шевельнуло волосы на левом виске, шлёпнулось о висящий на стене ковёр. Я отпрыгнул в прихожую, выхватил пистолет, передёрнул затвор.

Тишина. Слышно, как на улице чирикают воробьи. Осторожно выглядываю, выхожу в зал. На балконе никого. Посмотрел вниз — и там никого.

…В полночь шёл по улице Народный проспект правым тротуаром. По левому навстречу шли трое. Перешли на мою сторону. Я пистолет в руку и чуть за спину. На всякий случай…

Сошлись. Один ракетницу на меня наставил:

— Снимай плащ, дядя… Не по тебе сшит.

— Да вы, что, парни… Как я без плаща? Холодно, — заканючил я, незаметно подходя ближе. «Откуда она у него?» — в тот момент подумал я о ракетнице. Левой рукой отбиваю её в сторону, правой, тычком наношу удар стволом в лицо. Который с ракетницей, на задницу сел, остальные рванули «прочь во всю мочь». Я ракетницу забрал, а куда этого деть? Тащить отморозка среди ночи в отдел в мои планы не входило. Какая–то машина осветила фарами.

— Стой! — машу пистолетом.

Из машины, оказавшейся патрульно–постовой, два милиционера выскочили.

— Возьмите ракетницу и этого хмыря. Их трое было. Пытались меня ограбить.

— Посмотрите в машину… Не они? — открывая заднюю дверцу машины, спросил сержант. — Едем, смотрим бегут, сломя голову… Прихватили для выяснения.

— И правильно сделали! Они самые, голубчики!

…С оперуполномоченным Арсеном Марченко при свете уличного фонаря стояли на остановке «Кинотеатр Нептун» в ожидании автобуса.

Подошёл битком набитый людьми троллейбус. С военного завода вечерняя смена рабочих домой едет. Какой–то мерзавец начал пинать двери ногами, потом схватил камень и запулил им в окно. Звон осколков, вой пассажиров.

— Ты что творишь, урод? — подбежал я к нему. Троллейбус тронулся, хулиган вскочил на бампер, ухватился за лесенку и укатил.

— Вот нахал! Его счастье, что уехал… У меня сегодня на всякую шваль так руки чешутся, — возмущался Арсен.

Что–то звякнуло на асфальт, покатилось перед нами. Заблестело узкое лезвие заточки. Арсен отпнул её ногой подальше и быстро повернулся. Позади нас стоял тот самый тип, пинавший троллейбус. Очевидно, обозлённый мною, он спрыгнул, вернулся, чтобы отомстить мне. На моё счастье бандитское «перо» зацепилось за подкладку кармана, и негодяй выронил её нам под ноги.

— Надо же! Прокопченко! — узнал хулигана Арсен. — Дважды судимый за грабежи по кличке Прокоп! Отец — знатный гарпунёр, орденоносец, китов бьёт, в газете про него писали, а сынок людей бьёт, по тюрьмам ошивается… А ну, Прокоп, пошли, поговорим…

Арсен схватил сына знатного гарпунёра за шиворот и поволок за угол дома. Я подобрал пику, чудом не пропоровшую мои кишки, и поспешил следом. Вот так встреча с сыном гарпунёра «Вдохновенного»!

Когда я подошёл, Прокоп сидел на корточках, привалившись к стене и прикрыв ладонями лицо. Арсен замахнулся для удара, но я придержал его руку.

— Хватит с него на сегодня… Уважим трудягу–отца, с которым мне довелось почти год морозить сопли в Антарктике. Отец — нормальный мужик, трудяга… Для семьи старается, для тебя, гад! У, скотина неблагодарная! — не сдержавшись, я с размаху пнул его под дых.