Георгий Тушкан - Первый выстрел Страница 84

— Что это? — спросил Юра.

— Обрез! — гордо ответил Тимиш, подавая оружие.

— Первый раз вижу такое.

— Была солдатская винтовка, отпилили кусок ствола, половину приклада — и стал короткий обрез. Куда мне с винтовкой? Заметят. Не у меня одного есть обрез…

Юра взял обрез, увидел ржавчину на стволе, на затворе и возмутился.

— Разве можно так безобразно обращаться с боевым оружием! У нас бы за такое голову оторвали.

— А разве в гимназии есть винтовки?

— Ага, для военного обучения. У нас из-за них такое было! Потом расскажу…

Юра вынул затвор, заглянул в ствол.

— Слушай, да ты же ни разу не чистил ствол!

— А надо чистить?

— Обязательно! И смазывать. Я тебе покажу. Где шомпол?

— Шомпола нет… Нет, есть. Сейчас принесу.

Тимиш полез по лестнице вниз.

— И еще керосина и масла для смазки принеси! Возьми машинного. И пакли или тряпок.

Тимиш вернулся с бутылкой керосина, кучей тряпок и машинным маслом.

— Смотри!

Юра обеими руками растянул затвор, свернул набок и отделил боевую личинку.

— Сломал? — испугался Тимиш.

— Учись разбирать затвор, тетя! — весело сказал Юра, чувствуя свое превосходство.

Они керосином отчистили затвор от ржавчины, тщательно вытерли, смазали маслом, собрали и принялись за ствол.

Сквозь затянутое паутиной небольшое окошко пробивались лучи солнца. Юра чистил шомполом дуло обреза и думал о предстоящей поездке в Крым.

— Слушай, Тимиш! А зачем тебе этот… обрез. — Юра еще не мог привыкнуть к новому названию. — Отдай мне.

— Ишь, захотел! А если паны начнут отбирать у нас землю, худобу, овечек!

— Будете стрелять?

— А шо? Чи подставлять спину под нагайки стражников или милиции Бродского? У нас тут гарная компания. Боевые хлопцы. — Помолчав, Тимиш добавил: — У меня еще кое-что есть. — Он снова нырнул за сено и вернулся с ручной гранатой-«бутылкой». — Только я не знаю, как с ней… — предупредил он Юру.

— А я знаю.

— А ты не бре?

— Нет! Старшеклассников учили, и я научился. Вот эта штучка — запал. А это — предохранитель. Смотри! — Юра отодвинул заслонку и вынул запал. — А теперь смотри!

Он отвернул предохранитель и бросил бомбу на пол. Что-то щелкнуло. Тимиш схватился за голову.

— Все! — победно сказал Юра.

Подняв гранату, он объяснил, как вставлять запал, как действовать предохранителем.

— Все-таки в гимназии тебя кое-чему научили! — восхищенно сказал Тимиш. — А теперь спустимся вниз, и ты мне расскажешь про дядька Антона, как он там.

Но рассказать не удалось.

4

Прибежала взлохмаченная дивчина и запричитала:

— Запрягай, Христа ради, коня, поедешь до колодца! Там пленного Гиляка утопили!

— Скорее выкатывай «беду»! — крикнул Тимиш и побежал к коням.

Юра поспешил в сарай. Почти все, как прежде. Вот большой фаэтон. Маленький фаэтон. Вот и двухколесная «беда». Он открыл ворота сарая и выкатил «беду».

Тимиш уже вел Стрелку с хомутом на шее. Подвели, быстро запрягли. Стрелку гнали галопом.

— Наши дивчата увидели, — рассказывала девушка. — Ссорятся четыре пленных коло криницы. Ну и нехай себе ссорятся. Их дело. А потом смотрят — их уже трое. Двое бегут в училище, а третий — в сад. Прямо на нас. А как увидел нас, так в сторону. Мы до колодца. Глянули. А там чоловик. Голова с воды торчит, а руки за стенки чепляются. Я побежала до конторы, а новый директор говорит: «Он уж наверно утоп. Нехай перевезут в конюшню и положат на солому в свободный денник. Я сообщу кому надо. Если помер — сделают вскрытие, а до тех пор не трогайте».

— Эх, — с досадой в голосе сказал Тимиш, — говорил мне Вацлав Гиляк: «Побачишь, где-нибудь этот шваб Отто Пупхе — помнишь, был здесь такой толстый немец — обязательно меня убьет».

— Помню, помню Отто Пупхе, — сказал Юра. — Он еще в самом начале ссорился с Вацлавом.

— Э, то ще за ссоры! Сейчас одни пленные за кайзера, другие за ихнюю революцию. С ножами друг на друга лезут. А тот Пупхе самая вредная сволочь. Он помогал милиции отбирать у селян скотину Бродского.

Юра вдруг вспомнил убитого на перроне Омельченко, над которым он плакал. А вот теперь Гиляк…

На дороге, ссутулясь, стоял Кувшинский. Он поднял руку. И Тимиш остановил лошадь. Шир-хан молча сел в «беду», вытолкал на дорогу дивчину и крикнул:

— Погоняй!

На Юру не обратил внимания, будто и не видел его.

«Беда» подкатила к колодцу, вокруг которого толпились мальчишки и девушки.

Кувшинский надел пенсне и заглянул в колодец.

— Готов! — сказал он. Потом нетерпеливо посмотрел на дорогу. — Я съезжу, еще раз протелефонирую, чтобы выслали людей вытащить тело.

Он сел в повозку, взял в руки вожжи и уехал, так и не сказав Юре ни слова.

— Я полезу! — сказал Тимиш. — А ты, Юра, командуй спуском.

Дивчата наперебой закричали:

— Утопнешь! Не лезь! Ой, лышенько!..

Но Тимиш сел на сруб, подтянул трехведерную бадью к краю, осторожно спустил в нее ноги и взялся за толстую веревку.

— Опускайте потихоньку! — сказал он. — А ты, Юр, смотри за мной и слушай. Спускайте тихо. Колодец глубокий.

Три дивчины медленно вращали железную ручку, веревка неслышно сматывалась с деревянного барабана.

— Стой! — крикнул Тимиш.

— Стой! — повторил Юра.

Бадья остановилась над самым телом Вацлава и заслонила его.

— Он еще живой!.. — гулко донесся голос Тимиша из глубины. — Спустите ниже… Еще!.. Кидайте веревку, там на земле лежит! Вацлав еще живой! Я привяжу его к бадье, и вы тяните, когда команду дам. А потом спустите бадью за мной.

— Ой, лышенько! Та ты же утопнешь!

— Тащите!

Это было нелегко, но они вытащили бадью, в которой лежало почти вдвое перегнутое тело Вацлава. Самым трудным было извлечь его из бадьи: чуть-чуть не уронили снова в колодец, чуть-чуть не упустили бадью на голову Тимиша… Наконец Вацлава перетащили через край сруба, уложили на землю. Глаза у него были закрыты. Лицо белое-белое, губы синие.

— Помер! — сказал кто-то.

Страшась, Юра прикоснулся к худой руке, как это делала тетя Галя. Пульс бился еле-еле.

Снизу донесся призывный крик. Спустили бадью и вытащили Тимиша.

Вдвоем они стали растирать Вацлава. У него была ножевая рана в грудь, возле плеча. Кровь выступала слабо, будто вся вытекла.

— Надо перевязать, — сказал Тимиш и разорвал рубашку.

Они перевязали рану.

Когда приехал Кувшинский с двумя рабочими, Вацлав уже открыл глаза, только говорить не мог. Шир-хан поморщился, услышав о том, как вытаскивали Вацлава.