Жан Франсуа Лаперуз - Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии» Страница 10

Формозу (Тайвань) экспедиция посетила в апреле, Северную Японию — в мае, и обследование северо-восточного побережья Азии продлилось до октября.

Следующий отрывок из письма Лаперуза Флерье стоит процитировать по двум причинам. Он проливает некоторый свет на трудности мореплавания в неведомых морях и строгое служебное прилежание командующего экспедицией, а также напоминает нам, что Япония, ныне столь могущественная сила на Востоке и во всем Тихом океане, тогда все еще пребывала в своей варварской изоляции от чужеземцев, которую поддерживала с тех пор, как европейцы начали основывать колонии в Азии. В середине семнадцатого столетия японцы с кровопролитием изгнали испанцев и португальцев и закрыли свои порты для всех купцов, кроме китайцев и голландцев, которым было разрешено торговать на ограниченной территории в Нагасаки. Сношения со всеми иностранными народами были под строгим запретом. Еще в 1842 году был издан указ о том, что если какое-либо иностранное судно из-за поломки или по причине шторма зайдет в японский порт, оно может находиться там лишь то время, какое необходимо для починки и удовлетворения насущных потребностей, и затем должно отбыть. Лаперуз знал об этой ревностной неприязни японцев к чужеземным гостям и, как он объясняет в письме, намеревался воздержаться из-за нее от посещения этой страны. Он писал:

«Часть нашей экспедиции между Манилой и Камчаткой, я надеюсь, доставит вам наивысшее удовлетворение. Она была самой интересной, полной открытий и, несомненно, наиболее трудной из-за постоянных туманов, которые окутывали землю в широтах, пересеченных нами. Эти туманы были таковы, что нам потребовалось сто пятьдесят дней, чтобы исследовать ту часть побережья, для изучения которой, по мнению капитана Кинга[19] в третьем томе последнего путешествия Кука, должно было хватить двух месяцев. За этот период мы отдыхали лишь десять дней — три в заливе Терней, два в заливе Де-Лангля и пять в заливе Де-Кастри. Таким образом, я не терял времени. Я даже воздержался от плавания вокруг острова Чича (Хоккайдо) через Сангарский пролив (Цугару). Я пожелал бы встать на стоянку, если возможно, у северной оконечности Японии и, вероятно, рискнул бы послать лодку на берег, хотя подобное решение потребовало бы самых тщательных размышлений, поскольку лодка вполне могла быть перехвачена. Если бы событие такого рода произошло с купеческим кораблем, ему можно было бы не придать значения, но захват лодки, принадлежащей военному кораблю, едва ли можно расценить иначе, чем оскорбление нации. А захват или уничтожение нескольких сампанов стало бы несущественным наказанием для японцев, которые не обменяли бы и одного европейца на сотню своих соотечественников, чтобы преподать нам урок. Однако я был слишком далеко от берега, чтобы рассматривать такую возможность, и сейчас я затрудняюсь сказать, как поступил бы, если бы все произошло иначе.

Я не смогу подобрать слова, чтобы выразить то утомление, которое сопутствовало этой части моей экспедиции. Я ни разу не раздевался и каждую ночь был вынужден несколько часов проводить на палубе. Представьте себе шесть дней тумана лишь с двумя или тремя часами ясной погоды в акватории, крайне замкнутой и абсолютно неизвестной, где воображение, вследствие полученных сведений, рисовало нам мели и течения, которые не всегда существовали в действительности. От того места, где мы впервые подошли к восточному берегу Тартарии, до пролива, который мы открыли между Чокой (Сахалином) и Чичей, мы не преминули измерить положение каждой точки, и вы можете вполне полагаться на то, что ни один залив, ни одна бухта, ни одна река не ускользнули от нашего внимания и что многие карты, даже европейских побережий, менее точны, чем те, которые мы привезем вам после нашего возвращения!»

«Пролив, который мы открыли» на большинстве современных карт называется проливом Лаперуза, хотя японцы предпочитают называть его проливом Соя. Он разделяет Хоккайдо, большой северный остров Японии, и Сахалин. На современных картах есть также пролив Буссоль, в честь корабля Лаперуза, — это пролив между Урупом и Симуширом, двумя островами в Курильской гряде, которая протянулась от Хоккайдо до похожей на большой палец оконечности Камчатки.

В Петропавловске-Камчатском рисунки художника и дневники командующего экспедицией, вплоть до дня запечатывания пакета, отправили сушей во Францию через азиатскую часть России, — это поручение исполнил молодой участник экспедиции Бартелеми де Лессепс (1766–1834), единственный спутник Лаперуза, который вернулся в Европу. Он не побывал в Австралии, и это спасло его жизнь. Он опубликовал книгу о своей поездке — выдающемся примере сухопутного путешествия тех дней. Его племянником был Фердинанд де Лессепс, чья замечательная работа инженера сделала связи Австралии с Европой более легкими и быстрыми: именно он в 1859–1869 годах спроектировал и осуществил сооружение Суэцкого канала.

Пополнив запасы воды и продовольствия, корабли направились в южную часть Тихого океана. Мы считаем необходимым рассмотреть действия Лаперуза в этих морях более подробно, чем американский и азиатский этапы экспедиции.

Глава VI

Лаперуз в Тихом океане

К островам Мореплавателей, называемым сейчас Самоа, экспедиция приблизилась 6 декабря 1787 г. Когда корабли подошли к самому восточному острову, на берегу были замечены несколько туземцев, которые сидели на корточках под кокосовыми пальмами. Вскоре шестнадцать пирог отошли от острова, и люди в них, покружившись недоверчиво вокруг кораблей, осмелились приблизиться и предложить кокосы в обмен на бусы и куски красной ткани. Торговля окончилась к выгоде аборигенов, потому что они, получив желаемое, поспешили прочь, не отдав собственный товар. Затем старый вождь произнес с берега речь, держа в руке ветвь кавы[20]. «Из описания различных путешествий мы знали, что это было символом мира. Бросив ему несколько тканей, мы ответили словом „тайо”, которое на языке некоторых народов южных морей должно означать „друг”. Однако мы не были достаточно искушены, чтобы различить и отчетливо произнести слова вокабулярия [краткого словаря], извлеченного нами из писаний Кука».