Мишель Сифр - В безднах Земли Страница 12

Но, к счастью, он был невысок, это меня успокоило, и я разделся на подземном пляже из песка и камней. В этом песке попадаются и самоцветы — крошечные корунды и сапфиры, не имеющие ценности.

Я решил нырять — и нырну. Кальдера против, но я не менее упрям, чем он.

Это погружение имело лишь одну цель: испытать себя, как Норбер Кастере сорок лет назад, когда он успешно преодолел сифон грота Монтеспан и открыл самые древние в мире статуи. Увы, в данном случае я ничего не мог выиграть, нырнув в эту зеленоватую, грязную воду. И топография местности, и доносившийся плеск воды — все говорило о том, что протяженность сифона не более одного-двух метров. К тому же я был почти уверен, что вынырну в том водоеме с дохлыми летучими мышами, который преградил мне путь, когда я исследовал участок пещеры, расположенный выше по течению.

Конечно, я колебался, но перед погружением в сифон опасения были не столь велики, чем когда я очутился под его сводом.

Русло реки было загромождено гниющими ветками, и мои ноги глубоко увязали. Это было тем неприятнее, что исключало возможность плыть, прежде чем я преодолею этот сифон. К тому же я испытывал необоснованное, но тем не менее сильное опасение, что меня может укусить какое-либо животное. Не крокодил — сопровождавшие меня аборигены утверждали, что эти животные водятся ниже по течению и никогда не забираются в пещеры. Но они упоминали о какой-то "рыбе", якобы поедающей летучих мышей. Что это такое? Быть может, рыба, называемая по-английски "Brown snakehead", Ophiocephalus gachua, о которой мне говорил Дераньягала? Не знаю. Во всяком случае, я побаивался.

Под водой я пробыл недолго и, конечно, волновался, но не больше, чем пробираясь сквозь затонувшие ветки, при погружении которых на поверхности появлялись большие пузырьки газа. Преодолев сифон за несколько секунд, я вынырнул в грязном водоеме выше по течению. Я узнал большой зал, не задерживаясь, нырнул обратно и вновь очутился среди ветвей, под направленным на меня фонарем Кальдеры, который с нетерпением ожидал моего возвращения и облегченно вздохнул.

Заключение

Итак, я достиг цели своей экспедиции. Однако я еще некоторое время оставался в Шри-Ланке, чтобы осмотреть прекрасные коралловые гроты на полуострове Джафна.

После этого я присоединился в Непале к Клоду Соважо, а затем вернулся во Францию, чтобы руководить десятой французской спелеологической экспедицией на массив Маргуарейс. Во время этих исследований мы обнаружили подземный ледник в пропасти Скарассон и это открытие коренным образом изменило весь ход моей жизни более чем на десять лет.

Один в пропасти

Подземный ледник на дне пропасти. Убеждаю товарищей. Спуск. Один во мраке. Разведка ледника. Обвал. Вне времени. Единственный товарищ в одиночестве — паук. Последний день. Подъем. Большое научное открытие

16 июля 1962 года я спустился в пропасть Скарассон, расположенную на высоте 2050 метров, в глухом уголке Приморских Альп. Там, вдали от солнечного света, при температуре ниже нуля, я решил провести два месяца, или шестьдесят дней, или полторы тысячи часов, один на подземном леднике, ярусами спускающемся на глубину от 104 до 130 метров.

Шестьдесят дней без часов, без радиоприемника, не имея никакой возможности измерять время; самое понятие его отсутствовало. Так начался продолжительный эксперимент жизни в пещере "вне времени". Чтобы пребывание в пещере стало научным опытом, я решил сохранять связь с "поверхностью": два или три человека должны были постоянно дежурить у входа в пропасть, с тем чтобы отмечать естественный ритм моей жизни. Не давая никакой информации о том, сколько прошло времени, товарищи регистрировали все мои сигналы, подаваемые при пробуждении, приеме пищи или отходе ко сну, и фиксировали их истинное время.

Так в течение двух месяцев мы смогли впервые в мире изучить естественную эволюцию ритма бодрствования и сна у человека, лишенного каких-либо природных и искусственных ориентиров, позволяющих судить о времени. До сих пор такой эксперимент проводился, и то лишь в течение двух недель, только в лучших лабораториях аэрокосмических исследований.

Независимо от полученных научных результатов этот опыт одиночного, столь длительного пребывания человека в безднах Земли — я сказал бы "в спелеологических условиях" — осложнялся тем, что, кроме страданий, причиняемых совместным воздействием одиночества, холода, сырости и мрака, моя жизнь постоянно подвергалась опасности из-за падения камней и глыб льда. Обвалы, возможность которых мы заподозрили лишь за несколько дней до того, как я спустился под землю, держали меня в крайнем напряжении и порой приводили на грань депрессии. Как же я туда попал?

Подземный ледник на дне пропасти

В 1961 году мои товарищи из клуба Мартеля в Ницце, членом которого я состоял с 1952 года, ободренные успехом экспедиции в Шри-Ланку (впрочем, "экспедиция" — слишком громкое слово, если ее совершил один человек, хотя и в сопровождении десятка аборигенов-носильщиков), доверили мне, как я упомянул, руководство десятой французской спелеологической экспедицией на массив Маргуарейс.

Со спелеологической точки зрения этот массив, расположенный всего в шестидесяти километрах по прямой линии к северо-востоку от Ниццы, на высоте свыше 2000 метров близ франко-итальянской границы, является одной из самых больших карстовых областей планеты.

Представляя собой бесплодные известняковые пустоши, изборожденные карстовыми воронками и пропастями, с торчащими межкарровыми гребнями самых различных размеров, Маргуарейс с магической силой притягивал к себе (и притягивает до сих пор) исследователей подземного мира.

Первыми в 1949 году его посетили итальянцы, но необычайный интерес спелеологов к этому массиву, просверленному пропастями и подземными реками, пробудил главным образом геолог Жак Руир из Косского спелеоклуба.

После первой разведки в 1951 году он в течение ряда лет, преимущественно в сотрудничестве с парижским спелеоклубом и ниццским клубом Мартеля (Французским альпийским клубом), а также со многими другими клубами и отдельными присоединившимися спелеологами организовывал крупные экспедиции. В результате были покорены пропасть Пиаджа-Белла (457 метров глубиной) и сообщающиеся с нею пропасти Каракас и Жан Нуар, в совокупности образующие гидрогеологическую сеть, в которую удалось проникнуть на глубину 689 метров [8], а также пропасть Гаше.

Кульминационный пункт покорения Маргуарейса наступил в 1958 году, затем последовали экспедиции меньшего размаха, проводившиеся вплоть до 1960 года, и вот результат: обнаружены новые пропасти, правда неглубокие, но подающие большие надежды.