Жан Франсуа Лаперуз - Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии» Страница 12

Среди раненых был отец Ресевер, священник, натуралист и сапожный мастер, который впоследствии умер от ран в Ботаническим заливе и чья могила так же известна, как и памятник Лаперузу.

Вероломство островитян вызвало гнев французов, который был столь же силен, как и горе потери товарищей. Первым побуждением Лаперуза было отправить хорошо вооруженный отряд на берег, чтобы отомстить за убийство. Однако два спасшихся офицера отметили, что в бухте, где произошла трагедия, деревья растут близко к воде и создадут укрытие для туземцев, которые смогут забросать отряд камнями, в то время как сами останутся вне досягаемости французских мушкетов.

Лаперуз пишет: «Я едва смог оторвать себя от этого рокового места и оставить позади тела наших убитых товарищей. Я потерял старого друга, человека большого ума и величайших познаний и одного из лучших офицеров французского флота. Причиной его смерти стала его человечность. Если бы он позволил себе выстрелить в первых туземцев, вошедших в воду, чтобы окружить баркасы, он предотвратил бы собственную смерть и гибель еще одиннадцати жертв варварской жестокости. Сверх того, двадцать человек были серьезно ранены, и это происшествие в один миг лишило нас службы тридцати двух человек и двух баркасов — наших единственных достаточно больших шлюпок, способных вместить необходимое количество вооруженных людей, чтобы предпринять высадку. Эти соображения определили мое дальнейшее поведение. Малейшие новые потери вынудили бы меня сжечь один из фрегатов, чтобы укомплектовать второй… Если бы мой гнев могло утолить убийство нескольких туземцев, у меня была возможность потопить, сжечь и уничтожить сотню их пирог, в которых находилось свыше пятисот человек. Однако я боялся наказать невиновных: голос моей совести спас их жизни».

Именно тогда Лаперуз решил идти в Ботанический залив, описание которого он прочитал в «Путешествиях» Кука. Туземцы уничтожили его баркасы, однако на борту кораблей находились остовы двух новых, и нужна была безопасная якорная стоянка, где можно было бы собрать их. Команды кораблей были истощены, и, чтобы не произошла еще одна стычка между ними и другими туземцами, он решил запретить своим матросам высаживаться на другие острова, точное положение которых они будут определять, пока не достигнут Ботанического залива. Там, как он знал, он сможет добыть древесину и воду.

14 декабря корабли подошли к острову Ойолава, ныне называемому Уполу. Здесь пироги снова окружили корабли, и гнев французских матросов привел бы к стрельбе по туземцам, если бы не четкие приказы командующего. В связи с этим несчастным происшествием в поведении Лаперуза прежде всего выделяется строгое чувство справедливости, которое не позволило ему мстить всем без разбора за злодеяние отдельных людей. В письмах, написанных в Ботаническом заливе, он признается, что в будущих сношениях с нецивилизованными народами будет прибегать к более решительным мерам, поскольку опыт научил его, что недостаточная твердость воспринимается ими как слабость. Однако его тон, когда он пишет о туземцах, всегда добр и человечен.

Размышления Лаперуза о происхождении этих народов интересны и заслуживают внимания тех, кто пишет о южных морях. Он был убежден, что все они происходили от общего древнего ствола и что кучерявые обитатели внутренних областей Формозы были отдаленными предками народов Филиппин, Папуа — Новой Гвинеи, Новой Британии, Новых Гебрид, Каролинских, Марианских и Сандвичевых островов. Он полагал, что исконные обитатели этих островов, природа которых не создала надежных убежищ, были завоеваны малайцами, после чего аборигены и захватчики смешались и произвели модификации изначальных типов. Однако на Папуа, Соломоновых островах и Новых Гебридах малайцы оказали небольшое воздействие. Различия во внешности народов, которые он посетил, Лаперуз приписывал разной степени малайского влияния и полагал, что самые темнокожие обитатели некоторых островов, «чей цвет был на несколько оттенков темнее цвета кожи других семей на том же острове», не считались ровней последних и, следовательно, «это было вопросом чести — сохранять чистоту крови». Как бы там ни было, эта теория поразительна.

К островам Дружбы экспедиция подошла в декабре, однако сношения с туземцами этих островов были несущественны. 13 января 1788 года корабли были у острова Норфолк и встали на стоянку напротив того места, где, предположительно, высаживался капитан Кук. В это время был прилив, и волны яростно разбивались о скалистый северо-восточный берег. Натуралисты хотели высадиться, чтобы собрать образцы флоры и фауны, однако высокий прибой помешал им. Командующий разрешил им пройти на шлюпках пол-лиги[21] вдоль берега, но затем подал сигнал к возвращению.

«Даже если бы было возможно высадиться, не было иного способа проникнуть во внутреннюю часть острова, кроме восхождения на тридцать или сорок ярдов по руслу одного из быстрых потоков, образующих расщелины. Помимо этих естественных препятствий, остров был покрыт соснами и устлан самыми прекрасными цветущими растениями. Вполне вероятно, что мы встретили бы здесь несколько сортов овощей, и надежда на это усиливала наше желание посетить эту землю, куда капитан Кук высадился с величайшей легкостью. Впрочем, он побывал здесь при хорошей погоде, которая продолжалась несколько дней. А мы прибыли сюда по столь беспокойному морю, что восемь дней все наши пушечные порты были закрыты и иллюминаторы задраены. На палубе я наблюдал в подзорную трубу за продвижением шлюпок и, понимая, что близится ночь, а они так и не обнаружили удобного места для высадки, я передал сигнал о возвращении и вскоре после этого приказал готовиться к отплытию. Пожалуй, я потерял бы слишком много времени, если бы ждал, когда представится более благоприятная возможность: исследование этого острова не стоило такой жертвы».

В восемь вечера фрегаты снялись с якоря и на рассвете следующего дня на всех парусах пошли в Ботанический залив.

Глава VII

В Ботаническом заливе