Владимир Иорданский - Африканскими дорогами Страница 23

От Анцирабе, тихого провинциального городка, славящегося своими минеральными источниками, к деревне Сахациху вела пыльная проселочная дорога, становящаяся непроезжей после первого же дождя. Она извивалась по склонам уходящих за горизонт холмов. Невысокие деревья были видны только у далеко разбросанных по степи крестьянских домов под крутыми черепичными крышами. Там, где дождевые потоки смыли травяной покров, проступала багровая, словно запекшаяся кровь, земля. Холмы казались израненными, да они и были изранены эрозией — непрекращающимся натиском дождей и ветра.

Кое-где у дороги встречались небольшие стада коров — мелких, худых, с неожиданно массивными, широко раскинутыми рогами. Один из пастухов жестом руки остановил пас и, подойдя к машине, попросил у шофера воды. Его черное от загара, все в глубоких морщинах лицо было полузакрыто полями соломенной шляпы.

— Чье стадо он пасет? — спросил я через шофера.

— Свое, — не без гордости ответил пастух.

— Сколько же голов в его стаде?

— Шесть быков и тринадцать коров.

Мне вспомнилось, что говорил мне в Антананариву знакомый агроном. Он жаловался, что крестьянский скот малопродуктивен:

— Его содержат не потому, что молоко коров будет продано, а на быках можно пахать и боронить. И молока крестьянин не продает, и плуга с бороной не знает. Скот в его глазах ценен сам по себе, как символ зажиточности, богатства.

Со сходной картиной мне довелось несколькими годами раньше столкнуться в Гвинее среди скотоводов фульбе плато Фута-Джаллона. Но там положение резко изменилось, как только крестьянин получил возможность с выгодой продавать своих быков. Еще в колониальные годы местные мясо и молоко появились на городских рынках, а когда цена была невыгодна, стада контрабандой перегонялись в соседнее Сьерра-Леоне.

Я попросил шофера узнать у пастуха, куда он гонит стадо. Водитель перевел, что крестьянин надеется продать двух коров на мясо в Анцирабе. Видимо, мой антананаривский собеседник не был полностью прав. А вскоре я получил и еще одно подтверждение того, что его взгляды устаревают. В деревушке Сахациху я увидел крестьян, пашущих на быках.

Сахациху трудно назвать деревней. Скорее это место, где сходятся тропинки, бегущие от одной крестьянской усадьбы к другой. Дома широко разбросаны по округе. На небольших полях выращиваются рис, арахис. К каждому дому жмутся фруктовые деревья.

Таких деревушек сотни на горном плато Центрального Мадагаскара. Одни из них беднее, другие богаче, но в общем они словно повторяют друг друга, будучи застроены одинаковыми, сходными до мелких деталей домами и окружены тем же самым холмистым пейзажем в пестрых пятнах крохотных рисовых полей. Леса здесь давно сведены, чтобы освободить землю под пастбища скоту, и выжженная солнцем голая степь зеленеет лишь в глубине долин, где десятки запруд задерживают идущую на орошение воду ручьев и речушек.

Многие на Мадагаскаре задумываются над тем, как улучшить жизнь населения таких деревень. В Сахациху крестьяне сами нашли выход из порочного круга нужды и технической отсталости. Около 30 семей деревни образовали кооператив.

Мне довелось встретиться с председателем этого кооператива Жозефом Расулуфувелу. Невысокого роста, загорелый до угольной черноты, с крепкими, мозолистыми руками, он только европейским костюмом отличался от окружавших его крестьян. Он рассказал, что кооператив пока что остается сбытовым — крестьяне сдают урожай риса, а кооператив организует его вывоз и продажу скупщикам. Кроме того, создано коллективное поле, урожай с которого идет как на оплату различных административных расходов кооператива, так и на покрытие налогов.

Но, главное, объединение позволило деревне приобрести быков и некоторый сельскохозяйственный инвентарь. Организация французских трудящихся «Французская народная помощь» предоставляла кооперативу средства, на которые были куплены несколько плугов. Это было большое подспорье для крестьян.

Председатель показал мне длинную прямую жердь с острой овальной лопаточкой на конце.

— Такой мотыгой и сегодня обрабатываются почти все поля на Мадагаскаре, — пояснил он. — Но много ли ею сделаешь? А плуг умножил наши силы.

Деревня ждала дождей, и полевые работы уже начались. Горбатый бык зебу неторопливо тянул плуг, оставляя позади красную полосу взрезанной земли. Председатель нагнулся, взял в руку комок земли, раздавил. Потом, повернувшись ко мне, сказал:

— Скоро начнем сев. Дожди близко.

Такие кооперативы постепенно становились всё более популярными на Мадагаскаре. Они возникали буквально по всему острову. Какая-то их часть вскоре распадалась, наталкиваясь на различные трудности как экономического, так и административного порядка, но остальные крепли, медленно, но упорно расширяя сферу деятельности.

Деревня буквально с напряжением всех сил рвалась из тенет вековой нужды, и ее величайшая беда была в том, что на острове сохранялось влияние сложившегося еще в колониальные годы своеобразного блока крупных торговых компаний и тысяч мелких посредников — ростовщиков и скупщиков. С помощью хитроумной системы цен они разоряли крестьянина, лишали его средств, необходимых для обновления хозяйства.

Интересные поиски решения проблем деревни мне довелось наблюдать на западном побережье Мадагаскара — в городе Мурундаве.

Трудно сразу определить, в чем секрет обаяния этого тихого, провинциального городка. Он и в бескрайней голубизне Мозамбикского пролива, на берегу которого расположился этот небольшой порт, и в зелени деревьев, окружающих едва ли не каждый дом, и в пестроте цветущих за изгородями кустарников, и в дружественной, спокойной приветливости жителей. На снежно-белых песчаных дюнах, словно большие черные рыбы, лежат узкие рыбацкие лодки — пироги. На улицах мало прохожих и еще меньше машин. Воздух сухой, раскаленный, как редко бывает в приморских африканских городах, обычно душных и влажных. Может быть, именно сухость воздуха делала здесь все краски особенно интенсивными, особенно яркими. А лучи солнца, как в зеркале отражались и в словно лакированной листве кокосовых пальм, и в песках побережья, и в железных крышах невысоких городских домов.

Одной из самых интересных оказалась в Мурундаве встреча с директором местного синдиката коммун. Это был еще молодой, но хорошо знающий свое дело, очень энергичный специалист. Мы встретились в его офисе, одноэтажном здании, занятом административными службами синдиката. Единственным украшением директорского кабинета были многочисленные схемы, диаграммы и карты.