Жан Беливо - В поисках себя. История человека, обошедшего Землю пешком Страница 24

Великая мощь религиозного культа преследует меня каждый день. Повсюду меня пытаются обратить в иную веру, и с каждым разом все труднее сменить тему разговора со случайными встречными, с людьми, пускающими меня на ночлег… Вездесущая вера проникает во все сферы человеческой жизни; дни проходят здесь в постах, молитвах, омовениях и чтении Корана. Я слушаю и молчу. Сидя вместе с хозяевами дома на длинных коврах, я задаюсь вопросом: где сейчас находятся их жены, сестры, дочери? Такое ощущение, что они пребывают в другом мире. Только где же этот мир находится? Кругом встречаю одних только мужчин, любезных, радушных, гостеприимных…

Сегодня — исключение. Я все-таки встретил женщину. Я случайно заприметил ее издали. Она присела у обочины. И даже под темной накидкой видно, что у нее здорово распух один глаз…

В Хартуме я все-таки пропускаю окончание священного месяца Рамадан, потому что прикован к постели какой-то кишечной инфекцией. Однако, едва придя в себя, немедленно покидаю столицу. С окончанием поста заканчивается и мое обжорство. Теперь, если мне и суждено погибнуть в пустыне Нуби, то точно не от голода.

Если только…

Если только у меня не закончатся припасы. Прежде чем отправиться в самое пекло пустыни, я подсчитываю свои запасы. В кармане у меня всего сто пятьдесят долларов — этой суммы должно хватить на визовый сбор и билет на паром до Асуана. Плюс ко всему мне жить на них еще два месяца. Нужно урезать расходы. Иными словами, надо меньше есть! Такая перспектива меня совсем не греет, а тем временем я отправляюсь в самую уединенную часть пустыни: нубийскую Сахару… По этому бескрайнему песчаному и каменистому пеклу я буду идти целых десять дней, под палящим солнцем, мимо песчаных дюн и скелетов давно умерших животных. Песок передо мной клубится, то и дело застилает глаза, так что продвигаюсь я с большим трудом. Как некогда в Чили, я снова рад оказаться в пустыне, но всерьез обеспокоен материальной стороной своего перехода. Мне кажется, что я недостаточно подготовлен и очень уязвим. 24 ноября у меня заканчивается хлеб. Понять не могу, почему не продумал вопрос с питанием… На этой долгой дороге в песках мне вдруг хочется остановиться. Я вспоминаю о Люси, о моих детях, о маме, которую вдруг начинаю звать прямо посреди пустыни! Можно попытаться поймать попутку, доехать и отдать себя в руки властей, как вы думаете?.. Деньги у меня закончились, и как теперь добраться до Египта? А может, наконец удастся воспользоваться пластиковой картой? У меня впереди еще семь лет пути. Я не дойду… Вспоминаю о своей маленькой внучке, родившейся, когда мой поход только начинался. Мы никогда не виделись, и когда-нибудь при встрече она, одиннадцатилетняя девочка, скажет: «Иди-ка ты, деда! Слишком поздно ты явился. Твоя история хороша, но мне неинтересна». Я думаю о своем отце — он тяжело болен, однако я рассчитываю повидаться с ним, пока он еще жив. И тем не менее продолжаю идти, и идти, и идти… Собственно, больше мне ничего не остается. Как-то на закате я вдруг примечаю на горизонте, на огромном расстоянии какую-то палку, торчащую из песка, — как будто зубочистку воткнули. Минарет! Там мечеть! Надежда на то, что меня все-таки покормят, придает сил. Словно крылья вырастают за спиной! Я резво, трусцой по пескам и дюнам бегу к цели, но вдруг рядом притормаживает автомобиль. «Салам! Ты что здесь делаешь?» — «Салам, — отвечаю я, прерывисто дыша. — Я здесь просто иду. Кругосветка». Огромные глаза таращатся на меня. Ну и видок у меня… Голова повязана платком, подбородок зарос, борода всклокочена, штаны местами изорваны, а в своей галабее[59] я, должно быть, вообще смахиваю на пакистанца. Да-да, на пакистанца, который вприпрыжку катит через пустыню свою колясочку. Явно чокнутый! Суданцы здорово повеселились, глядя на меня! На прощание они дарят мне конвертик: ого, сто долларов, я спасен! Значит, я смогу выбраться из страны!

По мере того как я приближаюсь к Нилу, утопающему в зелени островков с орошаемыми землями, жизнь снова приобретает новые краски. Религиозные убеждения нубийцев не так строги, здесь не столь истово чтут законы ислама, как в более южных землях. Вокруг снова начинают появляться женщины. Мой невероятный вид притягивает взгляды и порождает расспросы: «Эй! Ты откуда? Из Пакистана?» — и я шучу: «Нет, из Афганистана! А зовут меня Осама!» И мужчины хохочут: «Ну раз так, добро пожаловать!» Бен Ладен, конечно, для них герой, и мы вместе смеемся. Нас политика по большому счету не касается… С приходом сумерек мне удается посмешить и здешних женщин — этим красивейшим дочерям земель, где царит полигамия, я рассказываю, что в моей родной Канаде у них, в свою очередь, было бы по четверо мужей, и все ходили бы по струнке. «Ваши мужья ходили бы в магазин, делали уборку, готовили еду… А если бы они вам надоели — смеюсь я, — вы просто завели бы себе новых!» Женщины до слез хохочут под своими накидками. А вот мужчинам не до смеха.

По землям ислама мне предстоит идти еще целый год. Я спрашиваю себя, сколько еще раз мы сможем над этим посмеяться.

О сексе и о полиции

30 декабря 2004 — 13 июля 2005

Египет, Тунис

Сначала нужно собрать все необходимые документы. Потом их перепроверить. И еще раз перепроверить. Потом специально обученные проверяльщики изучат каждый документ под микроскопом и передадут весь пакет сборщикам Проверенных Документов. А те, в свою очередь, передадут их в Главное Бюро Проверенных Документов, где на них наконец поставят печать, подпись и наклеят марки. Делов-то!

Но это еще не конец: как только я пересеку озеро Насер и подойду к Асуану, египетские власти захотят тщательно проверить мою личность еще раз. Хотя, казалось бы, что тут проверять — их коллеги из Судана и так все уже сделали. Но потрепанный вид бородатого типа с трехколесной коляской вызывает подозрения. По счастью, дотошный допрос убеждает их, что я не террорист, а действительно всего лишь безобидный идиот, шагающий пешком по миру.

— Добро пожаловать в Египет! — наконец говорят они и предлагают мне чашку традиционного каркаде, однако в их усталых глазах явственно читается: «Вот придурок! А мы-то как попали!»

Полицейская машина сопровождает меня до ближайшего отеля, и на следующие шесть ночей мне оплачивают здесь номер. За это время мое досье прокатится до Каира и обратно. Интересно, меня отпустят? Месяца два тому назад серия терактов унесла жизни тридцати четырех человек в туристическом городке на берегу Красного моря. Это заметно ужесточило условия чрезвычайного положения, действующего в Египте без малого сорок лет. Туристы, основной источник доходов этой страны, отныне вынуждены путешествовать только в сопровождении охраны…

А тем временем я решаю воспользоваться своим незапланированным отдыхом, чтобы как следует рассмотреть город, отремонтироваться и сбрить бороду. Официальный ответ египетских властей прибывает в тот же самый момент, что и восхитительный букет гибискусов, милый комплимент от местного бюро путешествий. Итак, мне разрешено свободно перемещаться по территории Египта вплоть до самого Луксора, что в двухстах километрах отсюда. А потом… Потом будет потом.

Следующие пять дней я с легким сердцем шагаю по живописным долинам Нила. Едва садится солнце, устраиваюсь под финиковой пальмой и мечтательно смотрю на ровную гладь воды под бриллиантовой россыпью звезд… После того как я посетил храм Хоруса, Ибрагим познакомил меня со своим двоюродным братом, тоже Ибрагимом, а тот, в свою очередь, отвел меня к своей жене Сахе, дочери Эльхам и братьям Атифу, Мохамеду, Бахе и Алайе. Каждый из них встречает меня с восхищением, произнося поэтичное приветствие: «Входи! Ты принес свет в наш дом!» Вместе с ними мы пьем чай и ужинаем, затем меня приглашают курить шишу[60], наблюдая, как размеренно течет жизнь кругом. И я думаю, глядя на них: «Какие же они милые люди!» С жадностью впитываю их нравы и привычки, стараясь понять и получше узнать этих людей. Но на рассвете шестого дня на трассе рядом со мной вдруг останавливается полицейская машина:

— Сабах эль-хейр, добрый день! Добро пожаловать в Египет!

Четыре офицера выходят из автомобиля и любезно сообщают мне, что с этого момента они все в моем распоряжении. Да, они прибыли сюда, чтобы оберегать и защищать мою скромную персону. А затем безо всяких предупреждений берут мою коляску и укладывают ее в багажник. Неприятно удивленный, я наотрез отказываюсь садиться в машину, поэтому следующие три километра до ближайшей деревеньки иду пешком, а они плетутся следом. Затем они провожают меня до гостиницы и предлагают, чтобы я оплатил проживание. Объяснять, что денег у меня в обрез и лучше я попрошусь на ночлег к добрым людям, бесполезно…