Луи Буссенар - Охотники за каучуком Страница 25

Плантатор доброго старого времени только вначале давал себе труд позаботиться и наладить производство на плантации, после чего все уже шло по заведенному порядку, и ничто не отвлекало владельца от его эпического безделья: земли обрабатывались кое-как, по устаревшим правилам, рабы сажали и убирали сахарный тростник, затем он мололся на примитивной мельнице, по старой мето́де добывался сок и отправлялся на сахарные заводы в Европу.

Плантатор и не помышлял о том, чтобы усовершенствовать процесс выработки или улучшить качество продукции. Да и зачем! Он и так вкусно ел и пил, нежился в тени в гамаке, курил отличные сигары и катался то верхом, то на лодке. Этого вполне хватало, чтобы провести время.

Короче говоря, владелец никогда даже не видел свою курицу, несущую золотые яйца, и получал все в готовом виде, нимало не интересуясь источником своего богатства. Поэтому он был не способен справиться с кризисом или обеспечить свое будущее.

Может быть, этот удивительный умственный и физический застой следует приписать гнусному обычаю существования рабства, при котором одна половина человечества истязает другую, сама при этом вырождаясь морально.

Но, как бы то ни было, мощный порыв смел эту одуряющую спячку. Повсюду, во всех слоях общества, во всех отраслях торговли и производства, в любой стране был взят на вооружение американский девиз: «Время — деньги!»

Никто не избежал разительных перемен. Рудокопы, скотоводы, владельцы табачных, сахарных и кофейных плантаций, золотоискатели — все трудились наперебой, не покладая рук, стараясь делать свое дело как можно лучше.

Принесет ли столь мощный взрыв энергии, пришедший на смену прежней апатии, добро человечеству? Возможно, эти бурные перемены еще вызовут сожаление о прежней созерцательной жизни у некоторых любителей экзотики. Но что их ребяческие доводы в сравнении с очевидным взлетом мысли и труда, общим благом и процветанием!

Итак, теперь владелец каучуковой плантации не ограничивался тем, что посылал своих людей привязывать стаканчики к деревьям и терпеливо ожидал их возвращения с готовыми пластами каучука, после выпаривания жидкости. Нет, задача стала вовсе не так легка. Хозяин должен был прежде всего позаботиться о нуждах своих ста пятидесяти или двухсот рабочих. И не только об их текущих сиюминутных потребностях, но и — по крайней мере — о годовом запасе всего, что может им понадобиться.

Только две трети людей были заняты сбором каучука. Остальные же расчищали и возделывали землю. Они выращивали маис, маниоку, бататы. Разводили скот, улучшали пастбища, строили загоны. Сажали сахарный тростник, кофе и бананы, собирали хлопок.

Трудности с добычей пропитания и раньше вынуждали людей заниматься земледелием, наряду с промыслом каучука. Но и это не все. Оставался еще сбор диких плодов, дававших масло, таких, как ауара, куму, карапа или тонка; плодов, дающих волокна, — махо или пиассаба, затем — ловля черепах, рыбы пираруку[74], основного местного продукта питания. Все это надо было вялить и заготавливать впрок на складах. А лодки, а рыболовные снасти? Разве это не требовало рабочих рук?

Все, кому известны лень и безынициативность негров, знают, что они и пальцем не шевельнут без приказов и распоряжений хозяина. Он уже с утра осматривал пастбища. И видел: один из лучших выпасов зарос дикой травой, заглушавшей жесткими стеблями кормовые культуры. Тотчас же следовало направить людей — поджечь пастбище, следя при этом, чтобы огонь не перекинулся на всю саванну.

Затем являлся старший рабочий и сообщал, что на его участке каучуковые деревья уже истощили запас сока. Значит, не миновать отправляться на поиск новых деревьев, по многу дней бродить по лесу с компасом, вести жизнь бродяги. Отыскав подходящий участок, надо доставить туда инструменты и наладить работу.

Ну а там приходило судно с почтой из Кайенны или Пары и привозило сведения о мировых расценках на товары. Но что-то сломалось в машине корабля, и предстояло устранить поломку. А то и поставить новую деталь. Все это делал сам хозяин.

А тут еще у одного из рабочих случился солнечный удар, другой трясется в лихорадке, третьему сломало руку упавшее дерево. И всех их надо было лечить, обо всех позаботиться.

А затем — являлась группа диких индейцев прямо из лесу. Они хотели торговать. Прежде всего их надлежало принять достойно. Это самые лучшие работники, и что важнее всего — самые честные. Очень редко удавалось сделать краснокожих оседлыми, и Шарль сотворил настоящее чудо, когда сумел уговорить поселиться на усадьбе пятнадцать индейцев со своими семьями. Они стерегли стада, эта бродячая жизнь не нарушала их кочевых привычек.

Новоприбывшие абсолютно не говорили ни по-португальски, ни на lingoa geral, общепринятом наречии индейцев Амазонки. Но при желании всегда можно было договориться. Вот приплыла группа — человек двенадцать: мужчины, женщины, дети в эгаритеа, крытой листьями. Самый старый из них был, конечно, вождь, в руках он держал трость — знак власти. Старик вышел из эгаритеа и направился прямо к хозяину. Тот повел его на склад. Дикарь совсем не проявлял удивления перед таким обилием товаров и молча указывал на пилу, топор, зеркало, нож, бусы, гвозди, проволоку и так далее. Он выбирал наугад все, что нравилось, собирал приобретения в кучу и относил в лодку, все так же молча и величаво.

Затем вождь замечал груду каучука и отбирал из нее то количество пластин, которое, по его мнению, равнялось по цене отобранным им товарам. Шарль делал отрицательный знак головой. Вождь некоторое время размышлял: не вернуться ли к лодке и не возвратить взятый товар? Но нет, он молча увеличивал количество каучука и вопросительно глядел на Шарля, как бы спрашивая: «А теперь достаточно?»

Шарль кивал в знак согласия. Итак, сделка заключена. Индеец становился спиной к солнцу, показывал на небо и поднимал четыре пальца. Это означало: через четыре луны я принесу тебе столько каучука, сколько ты видишь в этой груде. Далее он вынимал трубку и глядел на хозяина. Тот приказывал принести индейцу прессованного табаку. Вождь заходил в одну из хижин, брал горящую головню и уносил в свою лодку, затем ставил парус и брался за руль, все это молча, без единого жеста. Остальные, казалось, ничего не видели и не слышали. И тем не менее все видели и знали, что сделка заключена.

В указанное время, день в день, та же лодка с людьми причаливала к берегу. Они переносили на склад условленное количество каучука с точностью до единого куска. Их вождь снова доставал трубку и кубок, едва ли меньше тех, из которых некогда пили герои Гомера. В чашу наливали тафии, и старик пил вволю, затем пили все соплеменники, включая женщин и детей. Когда огненная вода была выпита, один из индейцев снова шел в хижину — захватить в дорогу горящую головню. После чего индейцы уезжали, чтобы вернуться так же, как приезжали, по воле случая или по собственному желанию. И так они поступали всегда, не изменяя данному слову, не нарушая своего обещания.