Том Стоун - Греция. Лето на острове Патмос Страница 34

Когда я сказал Даниэлле, что собираюсь купить домик, она, уже находившаяся под впечатлением моей деловой хватки (зовущейся на самом деле чистым везением) и, возможно, будучи слегка ошарашенной безумием моей затеи, только сказала: «Как хочешь».

Я позвонил Мелье спросить, может ли она нам помочь. Деятельная гречанка тут же отправилась в путь. По существу, она и сама давно подумывала прикупить себе что-нибудь на Патмосе, так что мой звонок оказался как нельзя кстати. Особенной удачей явилось то, что семья, владевшая приглянувшимся мне домиком, также располагала какой-то недвижимостью в Хоре.

У жителей Ливади было в ходу два названия домика, который я себе присмотрел. Его называли пиргос, что значит «башня», поскольку он являлся единственным двухэтажным зданием в долине, и Комненус, по фамилии семейства, им владевшего. Семья, являвшаяся потомками византийских императоров, перебралась в Хору, после того как Константинополь (современный Стамбул) был взят турками в 1453 году. В Хоре она жила и процветала, а в Ливади приезжала на лето. Теперь во всем семействе осталось только два человека — брат и сестра преклонных лет, до сих пор занимавшие особняк в Хоре. Домик в Ливади стоял всеми забытый. Туда время от времени заглядывал лишь крестьянин сосед, за небольшую плату обрабатывавший землю, принадлежавшую семье Комненус.

Чтобы в подробностях описать, через что мы прошли, чтобы приобрести этот домик, мне пришлось бы сесть за еще одну книгу. Как выяснилось, у семейства Комненус имелось тридцать пять наследников, разбросанных по всему земному шару, от Милуоки до Австралии. Страшно вспомнить, что мы только с Даниэллой и Сарой, которую она тогда носила, пережили за это время. И угрозу выкидыша, и автомобильную аварию, когда автобус разбился в Афинах, и поездку через всю Турцию, чтобы проставить в наши паспорта новые визы взамен истекших… Мы чуть не утонули в море, когда попали в шторм, пытаясь вернуться зимой на Патмос, наняв рыбацкую лодку. Кроме того, Сара родилась на месяц раньше, видимо решив, что утроба матери слишком опасное для нее место.

Помимо всего прочего, после того как дом перешел к нам в собственность, предстояло потратить немало усилий, чтобы сделать ремонт — иначе жить там было просто невозможно. Рабочие, которых мы наняли, чтобы починить крышу, террасу на втором этаже и стены, ковырялись, скажем, четыре дня подряд, после чего исчезали на месяц, а то и больше, сетуя то на плохую погоду, то на данное ранее обещание закончить прежнюю работу. В том же самом стиле работали и электрики с водопроводчиками из Скалы, и столяр и стекольщик из соседней долины под названием Камбос.

Я рассчитывал привезти из Афин Даниэллу и новорожденную Сару в новенький семикомнатный домик с водопроводом, с горячей и холодной водой, но на этих планах пришлось поставить крест. Вместо этого мы столкнулись с тем, что для жителей Ливади было нормой, — стирать грязные пеленки в домике на холме, а воду, напомню вам, приходилось таскать в гору, сперва пройдя метров сорок до колодца.

Наконец я решил проблему со стиркой грязных пеленок. Если хотите, могу с вами поделиться. Я прикрепил вантуз к черенку швабры, а на террасе ставил греться на солнце воду в черном пластиковом ведре. Мы прополаскивали пеленки всякий раз, когда проходили мимо, неоднократно нажав на конструкцию. Разумеется, зимой вода никогда сильно не нагревалась, но в этом времени года были и свои плюсы. Например, иногда шел дождь — чем вам не полоскание?

Однако, переделав все эти дела, можно было с чувством удовлетворения заняться интерьером нашего нового дома. Крышу нам уже обновили, так что теперь я красил перекрытия, начищал красную столетнюю черепичную плитку, которой был выложен пол, или же отдавал себя одному из сотни мелких радостных дел, благодаря которым приобретенное нами здание мало-помалу преображалось, становясь нашим домом.

Ремонт шел своим ходом, ну а пока мы всё еще жили в домике на холме. Мы впервые с рождения Сары спокойно поужинали при свечах. Спагетти, приготовленные мной в тот вечер, я окрестил «Спящей Сарой», в ознаменование чудесного события — все время, пока мы ужинали, наша дочка спала беспробудным сном. Как обычно, пришлось готовить из того, что было под рукой: в ход пошли сушеные китайские грибы, присланные мамой Даниэллы, чеснок, цуккини, сгущенное молоко без сахара и сами спагетти.

Еще одна трапеза, состоявшаяся примерно в это же время, словно бы положила конец застою. Я вместе со Стелиосом и Варварой полакомился петушком.

История об этом столь удивительно напоминает описанное в воспоминаниях Питера Мейла «Год в Провансе», что я не в силах сопротивляться искушению и, пожалуй, ее расскажу. Благодаря ей вы получите представление о том, как мы тогда жили. Она является своего рода доказательством существования коллективного бессознательного, о котором писал Юнг, по крайней мере того, что касается лидеров среди мужчин и петухов.

В честь еще одной писательницы, М. Ф. К. Фишер[9], которой я глубоко восхищаюсь, я назвал рассказ:

Он был безраздельным властителем своих земель задолго до того, как я впервые отправился в тяжкий путь по усеянным камнями полям Ливади, покрытым лабиринтами каменных заборов, увитым колючками, чтобы узнать, не сдается ли приглянувшийся мне домик на холме.

Его владения как раз примыкали к тому домику. У него был гарем из пятнадцати куриц. На протяжении дня — с четырех утра и до заката — он расхаживал перед домом, время от времени удаляясь к зарослям кактусов позади дома, где обычно курицы откладывали яйца.

Мы с самого начала недолюбливали друг друга.

Начнем с того, что стоило рассвету едва окрасить розовым горизонт, как петух разражался истошным кукареканьем. Голос у него был хорошо поставлен. Петушиные крики с легкостью проникали сквозь дюймовые ставни с настойчивой мощью ударов средневекового боевого топора.

Поначалу происходящее казалось мне даже оригинальным — ух ты, настоящий живой петух. Но это только поначалу, когда я жил как монах, рано ложился спать и вставал с первыми лучами солнца.

После того как в моей жизни появилась Даниэлла, многие из моих взглядов на жизнь претерпели кардинальные изменения, особенно что касается раннего отхода ко сну.

Однажды в августе мы поехали в город, крепко там выпили и вернулись домой хорошо за полночь. Стоило нам погрузиться в сон (по крайней мере, нам так показалось), как вдруг петух обрушил на нас череду криков и воплей, причем орал он гораздо громче, чем прежде. Я резко сел в постели и взглянул на часы. Три. Еще целый час до рассвета.