Татьяна Козырева - Девушка на обочине Страница 41

Дырка в заборе работала гораздо вернее. К ней, родимой, я ездила из города, из отдаленного, но красивого района Сероглазка, почти каждое утро. Выходила ещё затемно — шёл уже ноябрь. Повезло мне, что осень выдалась необычно тёплая: зимних шмоток на мой размер, несмотря на изобилие новых знакомых, могло ни у кого и не найтись. И ещё повезло, что в то время по моему левому пенсионному удостоверению проезд в городских автобусах был бесплатный во всей стране. Монетизировали льготы позже. А у меня-то деньги давно кончились… Но добрые люди меня кормили целый месяц.

Спасатель Женя Карпов, у которого я вписывалась в Сероглазке, только качал головой:

— Как на работу ходишь.

Ёлки-палки, ещё не на всякую работу я бы стала затемно выходить! Очень мне это неприятно: я сова.

Здесь я чуть было не устроилась на работу — рыбу шкерить, то есть разделывать. В совхоз имени Ленина. Но в последний момент меня отговорили студенты, которые однажды тоже решили там подработать, и их кинули. А другая работа была только цивильная, с трудовой книжкой. Где ж я им её возьму за 9000 км от родины? Тем более что у меня таковой никогда и не было. И вряд ли будет.

В интернет я ходила редко: на кафе нет денег, а у хозяев он лимитированный. Но однажды Юрик Евдокимов, командир нашего похода, написал, что готов выдать мне часть своего долга. Отлично, я попросила десять тысяч и через несколько дней получила их в местном отделении Сбербанка. Тут же накупила еды для всех, кто меня кормил — их любимой еды. Предлагала денег — но никто не взял, а один суровый камчатский мужик пригрозил отшлёпать за такое предложение. От еды, по счастью, не отказались. А ещё я обещала подарить им наши книги про путешествия. И выполнила обещание через восемь лет! Когда снова посетила Камчатку.

В турклубе Глеба Травина, когда я принесла большую шоколадину, меня встретили ехидным вопросом:

— Ну, и на какое число билет?

— Не дождётесь! — говорю. И не дождались. Я продолжала заниматься авиастопом. А на деньги покупала сувениры, которые давно приглядела, и носители для информации, которую хотела от гостеприимных хозяев увезти с собой: диски и видеокассеты. И фотоаппарат взамен украденного — плохо без него.

На аэродроме случилось весёлое приключение. Очередной солдатик на КПП нарисовал мне схему, как найти дальнюю стоянку с грузовым бортом на Чукотку, собирающимся вылететь через несколько часов. Там тоже далеко не материк, но хоть какое-то движение. Схема оказалась… ну, немного неправильной. Может, это у него военно-профессиональное — карты искажать? Иду это я по полю, и что-то мне бетонные плиты под ногами кажутся подозрительно ровными. В других местах они заметно худшего качества. Смотрю: по этой полосе разгоняется маленький спортивный самолётик. Разгон короткий, взлетает быстро. Задумываюсь, приглядываюсь к бетону: да не может быть, между плитами трава растёт. Иду дальше. Но тут вижу: по полосе как угорелый несётся УАЗик. Прямо ко мне. На ходу открывается дверца, меня втаскивают внутрь, почти не снижая скорости.

Действительно, я гуляла по взлётно-посадочной полосе. А она в Питере-Камчатском общая для пассажирских, военных и грузовых самолётов. Ожидали посадки здоровенного пассажирского лайнера, и вдруг локатор показал на взлётке меня!

Охрана аэропорта совершенно офигела. Авиастопщица — что с ней делать? Паспорт в порядке, в бомжатник не отправишь. Посадить за хулиганство — так она же выйдет и снова безобразием займётся. Даже не оштрафуешь: денег нет. Но она в них и не нуждается! Выслушали историю о радости путешествий и о вреде военных — и отпустили, пригрозив в следующий раз посадить на 15 суток.

Пришлось стать осторожнее при пользовании дыркой. Теперь к грузовой площадке я подходила зигзагами: между корпусами каких-то служб, по тропинке через рощицу, оглядеться — и рысцой через открытую площадку, а под открытым самолётом уже разный народ тусуется: экипаж, техники, заправщики, среди них можно затеряться.

Один экипаж прибывшего грузового «Ан-26» сразу обрадовался, что у них будет стюардесса. Меня заверили, что в аэропорту назначения, а это был Иркутск, проблем не будет, если только я быстро отойду. Там, говорят, встречающие — тормоза. В знак дружественного расположения мне вручили объёмистый пакет с едой и договорились о встрече за полчаса до отлёта. А сами собрались уезжать отдыхать до завтра.

Стоим мы, радостно общаемся, а тут подъезжает знакомый УАЗик с очень знакомыми лицами. Охрана аэропорта приехала принять борт до завтрашнего вылета. Они видят меня, понимают, что завтра их проблема улетит отсюда к чёртовой бабушке… и делают вид, что меня нет. Их взгляды сигнализируют: «Ты — глюк». Я на том же телепатическом уровне подтверждаю: «Я — глюк». Автобус с экипажем и «козлик» с охраной отбывают в разные стороны, а непосаженная на 15 суток нарушительница уходит в рощу — мимо корпусов — в дырку.

Народ в турклубе, где я по большей части жила теперь, и порадовался за меня, и погрустнел в предчувствии расставания. Особенно местный «шаман» — по-нашему экстрасенс — по прозвищу Альп, который совсем недавно раскрутил меня на всякие этакие взаимодействия. Но, пока самолёт не взлетел, никакой определённости быть не могло.

Взлетел он всё же со мной! Гляжу я в иллюминатор на поле с секретными истребителями и вышками, куда я залезала, на дороги, по которым ездила каждый день, на сопки, бухты. и видимость падает ниже нуля. Глаза застилают слёзы. Неприятное это дело — авиастоп: сначала негативные эмоции от многочисленных обломов, а потом они же от расставания. Когда улетаешь по расписанию, такого не бывает. Наверно, потому что бываешь к этому подготовлен.

В общей сложности, не считая перерыва на бодание с ворами-вояками, я занималась этим авиастопом полтора месяца. Зато потом: не успели поболтать с незанятыми членами экипажа и пассажирами — раз — и в Иркутске. Функция стюардессы здесь совершенно лишняя. Экипаж обычно занят весь, только кофе попить им иногда можно, а заваривают его принципиально сами.

Были на борту трое пассажиров: они купили южнокорейские леворульные джипы SsanYong — для себя, не профессиональные перегонщики, и гнали их в свой родной Нижневартовск. А основным грузом была, как легко догадаться, икра и рыба в брикетах. Пока мы летели, я договорилась с джиперами, и они довезли меня до Тюмени. Очень кстати, потому что в Сибири уже стояла зима, а я неодета. Кроме машин, мужики везли домой красную икру в банках и рыбу в бочках — красную и белую. За время пути рыба чуток подтухла, и в качестве бонуса я получила знание, как спасать незамороженную слабосолёную рыбу путём перезасолки.