Сергей Шлахтер - Звезда, зовущая вдали Страница 47

На девятый или десятый день плавания вновь началось волнение, не очень сильное, но представлявшее риск для ночного плавания. Выгрузились вместе с лодками на берег, поужинали и легли спать. Только Кумик снова поднялся на обрывистый берег, осмотрел звездное небо и принялся мучительно вспоминать уроки отца во время того памятного плавания в страну Инд. И чем больше он вспоминал, тем тревожнее становилось на сердце: так ли прав был он, кормчий, увлекая людей по совершенно незнакомому пути, просто по умозрительному заключению?

Вернувшись, финикиец опять начал вычерчивать на песке карту побережья, отмеряя пядью пройденные расстояния. Даже со скидкой на погрешности преодоленный путь был солидным. Но земля упрямо заграждала путь на север, к родным берегам. Кумик так задумался, что не услышал, как сзади приблизились Паладиг и Нафо. Минуту халдей рассматривал карту, все больше убеждаясь в своих опасениях. Ассириец морщил лоб, пытаясь что-то понять.

— Что, толстоватым оказался палец? — спросил Нафо при виде очертаний берега на карте. — Больше на руку в локте похоже. Пора бы повернуть к устью Евфрата.

— Вы можете выслушать меня спокойно? — еле слышно ответил финикиец. — Мы находимся уже восточнее устья Евфрата.

Прошло две или три минуты, пока товарищи переваривали это сообщение.

— Ты что, хочешь сказать, что мы его проскочили как-нибудь ночью? — воскликнул Паладиг.

— Мы не могли его миновать хотя бы потому, что устье находится за тысячи стадий к северу от нас. Просто пути на север нет — пустыня не пускает. Получается, что Азия протянула к Африке не палец, а какой-то сапог.[50]

Финикиец даже не догадывался, как он близок к истине. Аравийский полуостров по форме действительно отдаленно похож на валенок.

— Что же нам теперь делать?

— Путь назад бесполезен, мы будем только приближаться к Африке. Остается продолжать плыть на восток. Должно же когда-нибудь появиться Бирюзовое море, ведь я сам видел его слияние с океаном! — воскликнул Кумик; оба товарища уловили отчаяние в его голосе. Посовещавшись, они вскоре согласились с таким решением, тем более что альтернативы не было. Нафо пошел спать, а Паладиг задержался по знаку кормчего.

— Понимаешь, я никогда не боялся плаваний. Даже в незнакомых водах. Но там я хотя бы имел выбор, а что здесь? Слева — бесконечная пустыня. Справа — такой же бескрайний океан. Мы просто зажаты на узкой полосе и можем двигаться только вдоль нее, как по коридору. Даже если бросим лодки и пойдем пешком — путь один.

— Ну и что же? Пойдем им. Чего ты теперь-то боишься?

— Понимаешь ли, а вдруг на том конце пути — вовсе не земля или море, а…

— Что? — одними губами спросил ассириец.

— Преисподняя, — так же прошептал финикиец.

— Почему?

— А за наше преступление! Морской бог гневается.

Прозвучало именно то, о чем Паладиг догадался сразу, но не решался признаться даже самому себе. Его и раньше мучила совесть.

— Но ведь мы пожертвовали ему драгоценности женщины и детей!

— Значит, ему мало.

— Что же еще нужно?

— Наверное, чтобы мы во всем сознались товарищам.

— Но ведь тогда придется объяснить им, почему мы никак не можем поплыть к родине — выходит, по нашей вине!

— Придется.

— Вот что. Подождем еще дня три, а тогда решим…

Не первыми и не последними эти двое решали за всех судьбу доверившихся им людей и целых народов.

На следующее утро волнение на море улеглось, и беглецы снова тронулись в путь. И тут случилось чудо: уже через два часа лодки обогнули большой мыс, после чего начался совершенно явный путь на север. Кумик сначала боялся поверить глазам, но потом сомнения исчезли. Вечером моряки увидели заходящее солнце слева. Паладиг по временам ловил взгляд кормчего и подмигивал: мол, где твои опасения? Да и сам финикиец чувствовал себя смущенным, что раздул панику прежде времени. Целый день азиаты наслаждались плаванием к северу, причем высокий обрывистый берег заслонял их от свежего западного ветра. На этот раз, ночуя на берегу, Кумик не занимался посторонними делами, а мирно спал рядом с товарищами. Больших усилий стоило ему не похвастаться перед всеми об изменении к лучшему.

Но уже следующий день принес разочарование. Берег вновь начал поворачивать к востоку, и заходящее солнце беглецы увидели за спиной. К тому же вечером разыгрался настоящий шторм, заставивший надолго укрыться на суше. Однако это не удалось выполнить достаточно быстро, и высокий вал швырнул ближнюю к берегу лодку прямо на скалу. Никто не утонул, даже поврежденную лодку удалось вытащить на сушу, но для дальнейшего плавания требовался серьезный ремонт. Паладиг пересчитал наличные продукты и признал, что пережидать на берегу допустимо не более суток. Из сухих водорослей и обломков лодки сложили костер, еще раз сварили похлебку. Всю ночь море бесновалось, и утром опытный глаз кормчего определил, что непогода развернулась надолго. После длительного совещания было решено продолжить путь пешком, а лодки и наиболее тяжелые вещи зарыть в песок. Трудно было расстаться с уже привычной жизнью на воде и вернуться к пешим переходам, да еще с тяжелым грузом на плечах. Нафо еще подумал, что если когда-нибудь, через сотни лет, люди найдут в песке остатки их имущества и лодок, то будет очень трудно объяснить историю появления египетских вещей в этих пустынных местах.

Идти пришлось опять-таки от рассвета до полудня, и после уменьшения жары — до заката, даже близость бушующего моря приносила мало облегчения. Теперь было ясно, что любые попытки двинуться на север через пустыню — безумие. Да и сейчас на сердце у многих было тревожно. Что делать, если припасы кончатся, а воду или людей найти не удастся? Или если местные жители окажутся врагами, то принимать ли бой такому маленькому войску?

Костер вечером развели на берегу из сухих водорослей, во множестве покрывавших песок. Море продолжало реветь, волны докатывались почти до основания обрыва, оставляя во время прилива лишь узкую полосу для ночлега. Кумик опять поднялся на вершину, осмотрел звезды и сделал вывод, немного радующий душу: Полярная звезда стояла чуть выше, чем в египетской крепости. Значит, путники хоть немного, но продвинулись к северу. Делиться своим открытием он не стал, лучше было подождать. Разговор у костра принял на этот раз какой-то пессимистический оттенок, но причиной было не нынешнее сомнительное положение.

— Египтяне превратили нас в рабов, — начал Оя, — но ведь не они же одни придумали рабство. Почему вообще так: всегда есть силы, способные превратить свободного человека в жалкого раба?