Луи Буссенар - Охотники за каучуком Страница 48

Первую дипломатическую конвенцию, пытавшуюся разрешить конфликт, заключили 4 марта 1700 года. Переговоры стали как раз следствием военных действий, развернутых в Макапе. В соответствии с предварительным договором король Франции отказывался от основания колоний на правом берегу Амазонки, а король Португалии обязывался разрушить форт в Макапе и впредь воздерживаться от возведения укрепленных пунктов на Спорных Землях, временно признаваемых нейтральной полосой. Португальцы, как и обещали, разрушили Макапу.

Так продолжалось вплоть до заключения Утрехтского договора[99], призванного положить конец распре.

В предварительных актах граф де Тарука выдвинул требование, чтобы король Франции «уступил ныне правящему и всем будущим королям Португалии, навечно, все права на территорию, обыкновенно называемую Северным мысом, относящуюся к штату Мараньон и расположенную между реками Амазонкой и Винсент-Пинсоном, невзирая на любые предварительные или окончательные договоры, которые могут быть заключены по вопросам владения названными землями и прав на них» (параграф второй требований португальской стороны, представленных в Утрехте 5 марта 1712 года).

Этот знаменитый договор, подписанный 11 апреля 1713 года, который должен был положить конец конфликту, длившемуся к тому моменту более двадцати пяти лет, послужил, напротив, поводом для многочисленных дискуссий, не завершившихся и по сей день.

Восьмой параграф договора 1713 года гласил, что Франция отказывалась от навигации по Амазонке, что оба берега реки принадлежали Португалии и что разделяла владения обеих стран река, называемая Жапок или Винсент-Пинсон.

Что примечательно, в тексте не указывалась ни широта, ни долгота реки Винсент-Пинсон, а также ничего не говорилось о принадлежности территорий в глубине континента.

Отсутствие уточнений на сей счет, случайно или намеренно допущенное полномочными представителями Португалии, и породило путаницу и не прекращающиеся до настоящего времени споры.

Знаменательным кажется и тот факт, что название реки Жапок, отсутствовавшее во временном договоре от 5 марта 1712 года, появилось вдруг в тексте окончательного договора от 11 апреля 1713 года; невольно закрадывалась мысль, что португальцы тайком приписали его — они жалели, что не определили всех своих притязаний до заключения окончательного договора.

Если допустить такую вероятность, нельзя не обратить внимание, насколько зыбко, неполно, неточно описание границ, и еще на одно обстоятельство: по признанию португальских источников, представители этой страны в Утрехте были очень хорошо осведомлены в территориальных вопросах, чего не скажешь о представителе Франции, маркизе д’Юкселе, генерале-дипломате, по воспоминаниям современников столь же неумелом посланнике, как и бездарном военном.

Что же вытекает из этой, словно брошенной для забавы в лицо нашим полномочным представителям, оговорки? А вот такой поворот — вскоре португальцы стали заявлять, что договор определял в качестве границы реку Ойяпок[100], впадающую в океан между четвертым и пятым градусами северной широты, а под названием Северный мыс имелись в виду земли Оранжевого мыса, то есть более восьмидесяти миль побережья.

Французы же утверждали, что речь идет о реке, впадающей в залив Винсент-Пинсон, между первым и вторым градусами северной широты, и никогда не признавали законность непомерных притязаний португальцев, отбиравших у нашей колонии половину побережья и три четверти территории.

Важно отметить, что, если бы речь шла о реке Ойяпок, то нигде, тем более в предварительных требованиях, португальцы не нарекли бы ее рекой Винсент-Пинсон — так она не называлась ни на одной карте. На всех картах, от старинных до современных, она неизменно фигурирует под именем Ойяпок или каким-то сходным.

Таким образом, граница проходила по реке, называвшейся Винсент-Пинсон. Было бы недостаточно доказать, что Жапок и Ойяпок суть одна и та же река, поскольку нигде никогда она не фигурировала ни под именем Винсент-Пинсон, ни под двойным названием, где присутствовало наименование Винсент-Пинсон.

Изучение старинных карт показало, что, напротив, канал Карапапори, следовательно, и река, что впадает в него, неизменно носил одно, а иногда одновременно несколько из следующих наименований: Аравари, Арравари, Аревари, Винсент-Пинсон и Иварипоко. Никто не станет отрицать, что последнее название отличается от Жапок не больше, чем Ваябего — имя, которое в те времена, бесспорно, носила наша Ойяпок.

Франция неизменно настаивала именно на границе по Карапапори — северной части Арагуари, которую Гумбольдт[101] признал истинной Винсент-Пинсон.

Добавим, чтобы закончить это долгое отступление, имеющее для нашего патриотического сознания куда большую ценность, чем просто любопытная географическая информация, что решение этой проблемы не продвинулось с тех пор ни на шаг, несмотря на все заключенные соглашения и франко-бразильские переговоры.

И еще несколько слов для тех, кому неизвестна эта страница нашей колониальной истории.

В 1782 году г-н де Бесснер, губернатор Кайенны, поручил географу Симону Мантелю изучить течение Арагуари и найти естественные препятствия, по которым можно было бы установить границу между Французской Гвианой и португальскими владениями, если согласиться с тем, что она не проходит по Винсент-Пинсону или Карапапори. Мантелю поручалось определить, можно ли провести рубеж по устью Арагуари и каковы в этом случае будут потери португальцев в континентальной части. Мантель должен был двигаться на запад, отклоняясь как можно меньше от экватора и от линии, параллельной течению Амазонки, чтобы, как гласили инструкции, в полном соответствии с Утрехтским договором, выйти к Риу-Бранку. И при этом постараться выявить на нашем южном склоне центрального горного массива четкую, научно обоснованную границу.

Мантель поручение по большей части не выполнил. Он сумел лишь дать топографическое описание побережья.

Одним махом перескочим через целое столетие. И обнаружим еще одну аналогичную попытку, предпринятую по инициативе господина Шессе, губернатора Гвианы.

В 1833 году г-н Шессе по примеру предшественника доверил сходную миссию профессору истории Кайеннского коллежа, одному из достойных молодых ученых, зарекомендовавшему себя выдающимся исследователем-путешественником, господину Анри Кудро.

Господин Кудро преуспел больше, чем Мантель. Он посетил Кунани, Мапу, земли Северного мыса, Тартаругал, Риу-Бранку, южные склоны центрального массива.