Владимир Врубель - Всем штормам назло Страница 59

Плавание вокруг Скандинавского полуострова оказалось спокойным. Пока в датских и норвежских портах покупали китобойное и прочее снаряжение (на носу имелись две гарпунные пушки), пассажиры беспечно гуляли на берегу. Из событий самым ярким стало, безусловно, посещение корабля вдовствующей императрицей (матерью Николая II) в Дании. Оказавшись на шхуне впервые, Ерминия Александровна приятно поразилась ее блеском и красотой. Судно не только снаружи выглядело щегольским, но и внутри сверкало белоснежной краской. Штурман Валериан Иванович Альбанов в своих записках вспоминал, какое впечатление на гостей производила полированная мебель из красного дерева, великолепные ковры, кожаные кресла и диваны, удобные каюты. Возраст шхуны был почтенным, но она была из тех старушек, которые молодых переживут. Построили ее в Англии специально для плавания в арктических водах: толщина трехслойного дубового корпуса составляла 70 сантиметров. Вот только название у неё было настораживающим — «Пандора», потому её и переименовали в «Святую Анну». «Пандора», а теперь уже «Святая Анна», была дамой опытной, дважды плавала до устья Енисея.

Словом, на таком судне можно было смело отправляться в плавание, чтобы дышать, как посоветовал Ерминии доктор, свежим морским воздухом.

С пассажирами экипаж распрощался в Александровске-на-Мурмане. Расстались очень тепло: за время путешествия пассажиры и экипаж успели подружиться. Но для Брусилова в Александровске начались неприятности, имевшие далеко идущие последствия: лейтенант Андреев и доктор на судно не явились. Затем заявили о внезапной болезни и списались с судна штурман Бауман и несколько матросов. Брусилов договорился с Альбановым, что будут нести вахту поочередно. Вместо отказавшихся матросов наняли архангельских поморов.

Но где найти доктора? И тут Ерминия Жданко объявила, что окончила самаритянские, как их тогда называли, курсы сестер милосердия, и вызвалась заменить судового врача. Понимала ли она, на что идет? Без сомнения. Чувствуется, девушка по крепости духа была из тех, что коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Видимо, немалую роль сыграла и зародившаяся симпатия к Брусилову.

Брусилов, разумеется, понимал, что медик она никакой, но по крайней мере перевязки делать ее научили. Очевидно, что девушка ему тоже нравилась. Он был уверен в успехе своего предприятия и не думал, что подвергает Ерминию опасности. Лейтенант оправдывал свое решение тем, что Жданко, как человек образованный, окажет помощь не только в части медицины, но и в метеорологических наблюдениях и фотографировании. Отец и дядя Ерминии находились далеко, предостеречь от столь серьезного риска ее было некому. Никто не мог образумить и лейтенанта: отец его умер в 1909 году.

Итак, ровно через месяц после выхода из Петербурга, 28 августа 1912 года, на шхуне закончили погрузку припасов, воды и угля. Можно было отправляться дальше. Брусилов, учитывая, что часть команды поменялась, заключил новое соглашение со всем экипажем. Это был очень важный юридический момент, теперь командира никто не мог обвинить в том, что он нарушил условия договора. На следующий день отправились в море. В плавание вышли с экипажем в 24 человека вместо 30 по штатному расписанию. С одной стороны, это было даже неплохо: с управлением судна экипаж справлялся, а запас продовольствия взяли на полтора года из расчета 30 человек — можно даже просить добавку за обедом.

Путь к Новой Земле из Александровска занял несколько дней. Шли под парусами и парами. В проливе Югорский Шар передали почту на шхуну «Нимрод», которая была зафрахтована экспедицией беспроволочного телеграфа, и двинулись дальше, в Карское море. Эта почта оказалась последней, которую получили от путешественников их близкие и друзья. Брусилов, видимо одумавшись, сделал попытку нанять в экспедицию вместо Жданко студента-медика, который после окончания строительства радиотелеграфной станции на острове Сокольничий ожидал прибытия парохода. Но студент отказался: ему предстояло сдать на ожидавшийся пароход «Иоанн Богослов» материальные ценности.

С непроходимым льдом «Святая Анна» встретилась сразу на выходе из пролива. Повернули, спасаясь от него, в Байдарацкую губу. Некоторое время еще продвигались вперед, ломая лёд длинными шестами и маневрируя с помощью парусов и машины, пока окончательно не вмерзли в береговой припай, милях в восьми от берега. Находились в постоянном напряжении. Провизию из трюма перенесли в большую рубку на верхней палубе, чтобы в случае гибели судна можно было захватить её с собой. Командир с частью экипажа по некрепкому льду направился на берег. Заночевали на льду, поставив палатку. Температура была минус 15 градусов. Несколько дней участники экспедиции расчищали дорогу во льдах, чтобы перетащить на судно найденный на берегу плавник и таким образом сэкономить топливо.

Питался экипаж двумя группами. Комсостав — Брусилов, Жданко, Альбанов и два гарпунера — в офицерской кают-компании, в которой раньше кормили пассажиров. Гарпунеры, по традиции, считались элитой на зверобойных судах. Остальные ели в помещении для команды. Совместные трапезы объединяли людей. За столом кают-компании всегда было весело, сидели у самовара, подшучивали над смущением Ерминии, когда ее называли хозяйкой и просили налить чая. Играли в домино, читали: Брусилов перед отправлением купил для шхуны небольшую библиотеку. Слушали граммофонные пластинки. На льду, рядом с судном, построили баню. Командир организовал соревнования на лыжах и коньках, после которых в палатке угощали участников и зрителей горячим шоколадом, печеньем, сладостями.

Но очень скоро у экипажа не осталось никаких оснований для спокойного времяпрепровождения. 28 октября 1912 года сильный южный ветер оторвал от берегового припая ледяное поле, в которое вмерзла «Святая Анна». Начался дрейф к северу. Сначала отнеслись к этому как должному: все равно ведь предстоит обойти остров Белый и следовать к Енисею. Но когда остров остался далеко позади, а их все несло и несло на север, Брусилов и Альбанов, единственные, кто хорошо понимал, что происходит, всерьез занервничали. При этом они не знали, да и откуда им было знать, что 1912–1913 годы войдут в историю Арктики отмеченными тяжелой ледовой обстановкой.

Зима оказалась удачной на охоту. Сейчас, разумеется, сложно восхититься тем, что звероловы убили 40 тюленей и 47 белых медведей. Проще ужаснуться. Но тогда даже интеллигентные люди не сильно изводили себя мыслями об охране животного мира и экологии. Добытое мясо заготовили впрок, что позволило как следует сэкономить провизию: трюм и кладовые понемногу пустели.