Генри Мортон - Южная Африка. Прогулки на краю света Страница 9

Как приятно проснуться солнечным утром, не строя далеко идущих планов и не имея особых дел — если, конечно, не считать делом ознакомительную прогулку по городу. Безрельсовый трамвай доставил меня в центр Кейптауна, на Сент-Джордж-стрит, заполненную в этот час толпами домохозяек. Я с удовольствием наблюдал, как местные дамы прогуливаются по улице, заходят в магазины за ежедневными покупками. Если судить по их внешнему виду, то с этим городом все в порядке. Никакие кризисы или катаклизмы не мешают течению счастливой, цивилизованной жизни. Женщины, которых я видел, выглядели веселыми, здоровыми и довольными, а это, по моему мнению, в немалой степени способствует спокойной и уравновешенной жизни в любой стране мира.

Все население Кейптауна я бы разделил на две группы: белые и люди с кожей самых разнообразных цветов — от желтого до иссиня-черного. Европейцу, привыкшему к более или менее однотипному окружению, легко потеряться среди такого многообразия черт и оттенков. Некоторые из цветных обитателей Капа имеют вполне европейскую форму черепа, но при этом волосы и нос, характерные для банту. Есть и такие, у которых разрез глаз азиатский, а волосы неожиданно светлого цвета. Многих девушек — тоненьких, изящных, двигавшихся с непередаваемой грацией — вполне можно спутать с еврейками или испанками. Цвет кожи у местного населения варьируется в широких пределах. Я видел абсолютно чернокожих негров и мулатов с голубоватой кожей, которых по ошибке можно принять за обычных англичан, страдающих сердечной недостаточностью. Если говорить о физиогномике, то некоторые из цветных кейптаунцев выглядели живыми, сообразительными и благонравными, черты других предполагали природную склонность к хитрости и вероломству. Попадались и такие, с которыми я ни за что не хотел бы встретиться темной ночью в узком переулке. Среди жителей Кейптауна немало мусульман — это потомки рабов-малайцев, завезенных на Кап во времена Голландской Ост-Индской компании. Хватает здесь и индусов. Вообще, по сравнению с Йоханнесбургом, где преобладает в основном народность банту, разнообразие неевропейского населения кажется просто поразительной.

На каждом шагу мне встречались чернокожие, катившие тележки или переносившие поклажу. Они распахивали передо мной двери гостиницы и обслуживали лифт, на котором я поднимался; они мыли лестницы, застилали постель в моем номере и выполняли прочую неблагодарную работу. Их было так много, что казалось: только черные и трудятся в этом городе. Поэтому я нисколько не удивился, узнав, что цветное население Кейптауна составляет двести тысяч человек. Сей факт — сам по себе примечательный — несет различную смысловую нагрузку для разных людей. Антрополог углядел бы здесь обширное поле для научных изысканий, а социальный реформатор — для применения своих теорий. Сентиментальный человек наверняка нашел бы повод прослезиться, а пропагандист воодушевился бы при виде такой благодарной аудитории. Я же как обычный человек, да к тому же иностранец, увидел лишь печальное и пугающее последствие многовекового смешения кровей, характерного для приморского города.

Что касается белых жителей Кейптауна, они, на мой взгляд, ничем не отличались от европейцев — таких, какими те были накануне последней войны. Я умышленно употребил здесь прошедшее время, ибо нынешние европейцы, увы, уже не выглядят столь веселыми и респектабельными, как кейптаунцы. Африканеры говорят на правильном английском языке, без малейшего акцента или неприятной гнусавости (если не считать склонности произносить «а» как «о»). Я, например, был свидетелем, как одна из девушек, сидя за рулем, говорила подруге: «Сейчас, только при-ПОРК-ую свою МОШ-ину!» Я с непривычки удивился и лишь потом понял, что она всего-навсего собиралась «припарковать машину». Впрочем, этот маленький инцидент не вызвал у меня раздражения. Когда подобное слышишь из уст очаровательной девицы, да еще солнечным утром на Эддерли-стрит, хочется просто улыбнуться.

Первое, что я сделал по прибытии в Кейптаун, это бросил взгляд на вершину Столовой горы: не окутана ли облачной пеленой? Это, кстати, не столь уж редкое явление.

Иногда бывает, что все небо над городом безоблачное, а на Столовой горе примостилась белая подушка. Так и кажется, будто какая-то сказочная тварь ночью выползла из-под земли подышать воздухом, да так и заснула наверху. Полежит себе часик-другой и уползет прочь. А случается, что туча проявляет упрямство и не желает уползать: лежит и лежит и приманивает к себе другие облака. А те и рады стараться — откликаются на зов своей товарки! Местные жители давно изучили все фокусы Столовой горы и с успехом предсказывают погоду по ее виду. Вот такой вот барометр — высотой в три с половиной тысячи футов!

Выйдя из трембуса и убедившись, что робот мигает зеленым огоньком, я отправился прогуляться по Эддерли-стрит. Первым делом я заглянул в книжный магазин, привлекший мое внимание тем, что на фасаде его красовалась фигура Шекспира. Это, пожалуй, единственная статуя английского классика во всей Южной Африке. Затем я прошелся еще по десятку магазинчиков и поразился тому количеству новомодных швейцарских часов, которое предлагают кейптаунцам. Я шел и размышлял о счастливой судьбе южноафриканских женщин, живущих в этом благословенном краю. К их услугам шикарные магазины, десятки слуг и, как следствие, неограниченный досуг. Редко кому выпадает такая удача!

Главное мое впечатление от Кейптауна — ощущение красоты и добротности. Думаю, это проистекает из самой истории города. Он строился не в спешке, как другие южноафриканские города, а создавался на протяжении достаточно долгого времени. Это для нас, европейцев, пара-тройка столетий не возраст, а в Южной Африке он знаменует крайнюю древность. Прямая, как стрела, Эддерли-стрит проходит через весь город — начинается у морского порта и тянется до самого парка, расположенного на месте знаменитых садов Голландской Ост-Индской компании. Собственно, эта улица и парк с прилегающими к нему общественными зданиями и формируют внешний облик Кейптауна. Причем в расположении зданий ощущаются чисто греческая гармония и сообразность.

Я вообще не могу припомнить другого города, где бы главные центры интеллектуальной жизни группировались в одном месте и составляли бы столь прекрасный ансамбль. В одном конце парка высится музей Южной Африки, в другом же стоит публичная библиотека, их соединяет центральная аллея. Слева от нее расположилось изысканное белое здание художественной галереи в окружении английского сада с крохотным прудом. И практически напротив, с другой стороны от аллеи, находится здание центрального государственного архива. Парк по сути представляет собой ботанический сад со множеством цветущих роз и канн, с декоративным кустарником и могучими деревьями, многим из которых перевалило за сотню лет. Тишину летнего дня нарушают лишь воркование голубей да голоса детишек, которых приводят в парк на прогулку. А на заднем фоне маячит окутанная голубоватой дымкой Столовая гора.