Последний рай. Черные острова - Милослав Стингл Страница 98

Так Гоген объявил войну всемогущему Мартену. И проиграл ее. Жители деревни перестали встречаться с художником. В «Веселый дом» стали ходить теперь только мальчик, слуга Гогена, верный колдун Тиока да миссионер Вернье, который лечил художника. Потомки пастора Вернье до сих пор живут в Полинезии. Готовясь к путешествию на Таити, я знакомился с основами таитянского языка по учебнику, составленному сыном атуонского пастора — Вернье вторым, представителем следующего поколения династии миссионеров.

Вернье, конечно, по-настоящему не лечил Гогена. Своими посещениями и беседами он лишь облегчал страдания всеми покинутого художника в тот момент, когда болезнь вновь взялась за него. На этот раз даже у выносливого Гогена не хватало сил. Один сердечный приступ, потом второй. В довершение всего Гоген, который всегда очарованными, влюбленными глазами смотрел на свою Полинезию, ослеп.

9 мая 1903 года маленький слуга Гогена обнаружил своего господина в постели без признаков жизни. Он позвал колдуна Тиоку. Тот пришел в «Веселый дом» и попытался разбудить Коке, но безрезультатно. Гоген был мертв. Колдун пропел над ним древнюю полинезийскую погребальную песню. А в полдень того же дня, менее чем через три часа после того, как Тиока убедился в его смерти, художника похоронили на маленьком атуонском кладбище. Служители церкви всё сделали для того, чтобы как можно скорее избавиться от нежеланного гостя.

Имущество Гогена было продано с молотка в столице Французской Полинезии, чтобы оплатить возросшие в конце его жизни долги. Последнюю картину Гогена аукционер поднял вверх ногами, назвав ее «Ниагарский водопад». Один из столь же весело настроенных участников торгов заплатил за это произведение великого художника целых семь франков. Столько же платили Гогену в день во время его краткой службы чертежником колониальной администрации.

Через несколько лет за картинами Гогена стали охотиться самые большие и богатые художественные галереи Европы и Америки. И вместе с ростом цен на них, ростом их всемирной славы все известней становилась легенда о «последнем рае», для распространения которой Гоген сделал больше, вероятно, чем кто бы то ни было.

Музей фонда Зингера подробно рассказывает о полинезийском периоде творчества художника. И я не мог без волнения следить за тем, как складывалась судьба этого человека, так преданного Полинезии и так любившего ее женщин.

Экспонаты музея говорят нам о Гогене то, что сейчас стало уже широко известно. Но многое, очень многое еще предстоит узнать. Некоторые картины, написанные художником на Таити и Маркизских островах, пока не найдены. Неизвестна судьба его досок — резьбы по дереву. Поэтому в те места Полинезии, где жил Гоген, приезжают не только этнографы, но и сотрудники художественных галерей, историки искусства, коллекционеры и торговцы картинами. Они ищут здесь произведения гениального художника.

МУРЕА[127] — КАК СЕРДЦЕ…

Самое интересное я предпочитаю оставлять на конец. И здесь, на островах Общества, тоже. После священной Раиатеа, после удивительной Бораборы и веселой Тахаа, после знаменитого Таити у меня остается еще одна цель — попасть на остров Муреа. Он расположен к северо-западу от Таити и виден с большей части его побережья, особенно из тех мест, где жил когда-то Гоген.

Прямо напротив Пунаауиа на расстоянии менее двенадцати миль из моря поднимается призрачный, но от того не менее прекрасный замок с высокими вулканического происхождения стенами. За ними под охраной островерхих базальтовых скал спит самый крупный кратер Французской Полинезии. Его диаметр достигает десяти километров. А правее, словно огромный маяк, торчит господствующая над островом гора Тохивеа, несущая свою вершину на высоте тысячи двухсот метров.

Тохивеа зовет меня на Муреа. Я сажусь в Папеэте на баркас, который перевозит ваниль, и отправляюсь на свой, к сожалению, последний оставшийся остров.

О мире дальних стран, о Полинезии — стране самой далекой и самой прекрасной — я мечтал с детства. Когда мне было всего одиннадцать лет, я выписывал из книг о Новой Зеландии маорийские слова, пока не получился настоящий словарь, который я знал наизусть лучше таблицы умножения. Я всматривался в большой атлас, в котором рядом с манящим Таити, к моему удивлению, вырисовывались контуры еще одного острова — Муреа. Тогда мне, романтически настроенному подростку, показалось, что по форме он напоминает человеческое сердце. И когда я сейчас смотрю на большую, подробную карту, сопровождающую меня по дорогам, о которых я так давно мечтал, мне действительно кажется, что Муреа похожа на сердце.

Ленивый баркас, груженный ванилью, нацелился в верхнюю его часть, которая на моей карте называется бухтой Пао Пао. Я много видел на белом свете фьордов, заливов и лагун. Но эта бухта кажется мне красивейшей в мире.

Наш баркас обогнул с внешней стороны рифа западный берег Муреа. А затем через Теарароа — один из трех северных проходов в коралловом барьере — вошел в Пао Пао. Вода в бухте ярко-синяя. Берега скрывают зеленые заросли, но сразу же за дорогой, окаймляющей Пао Пао, вздымаются черные горы острова и среди них — как Корковадо этой тихоокеанской Гуанабары[128] — восьмисотметровая Моуапйта — «Деревянная гора». Даже с борта корабля видны черные отверстия — пещеры в темной — стене величественной горы. Там в ладьях-саркофагах покоятся вечным сном вожди Муреа. Отсюда лежал их путь «на тот свет».

В там, что у пика Моуапйта, дивной по красоте горы, возвышающейся над заливом, столь странная форма, виноват, по преданиям островитян, царь воров бог Хиро. Однажды он разгневался на обитателей острова за то, что один из местных героев, Паи, победил Хиро в дикой полинезийской борьбе гигантов.

Хиро якобы тайно вернулся на Муреа, чтобы прихватить на свою Раиатеа кусок острова. Сопровождаемый шайкой воров, он обвязал лианами гору Ротуи и еще несколько вершин северной части острова. Но в этот момент грабителей вспугнул, так же как в свое время капитолийские гуси, петух-полуночник. Хиро бросился бежать, но по дороге выронил привязанную к лиане огромную глыбу черного камня — Моуапиту.

Иногда островитяне как бы мимоходом замечают, что и бухта — дело рук Хиро. В этом месте и чуть западнее его разгневанный бог вырвал из тела острова два больших куска. Будь благословен такой грабитель! Ведь ничего подобного тому, что сделал Хиро на острове Муреа, не удалось совершить ни одному божеству в мире.

Мы пересекли бухту Пао Пао и, выйдя из баркаса, оказались в деревне того же названия, что И бухта. Я бросаю здесь большую часть моего и так весьма скромного багажа — все остальное ждет меня в