Джек Шефер - Шейн Страница 20

— Ты не хуже меня понимаешь, что делает Флетчер, — ворчал Генри Шипстед. — Он таким способом нас заводит, и не оставит в покое до тех пор, пока мы этого свинства не нажремся по горло, кто-то потеряет голову и затеет какие-нибудь глупости; вот тогда у него будет повод влезть в это дело и покончить с нами.

— Глупости или не глупости, — сказал Эрни Райт, — но я уже сыт по горло. В следующий раз, когда один из этих…

Отец остановил его, подняв руку.

— Слушайте! Что это там?

Это была лошадь — она скакала все быстрее по нашему проезду, а потом вылетела на дорогу. Отец одним прыжком оказался в дверях, распахнул их и выглянул наружу.

Эти двое поспешили за ним.

— Шейн?

Отец кивнул. Он что-то бормотал про себя. Я следил за ним из дверей своей комнатки. Глаза у него горели и вроде как приплясывали. Он по-всякому обзывал Шейна, ругал его тихо и безостановочно. Наконец он вернулся на свое место и усмехнулся этим двоим.

— Да, это был Шейн, — сказал он им, и в словах этих было куда больше значения, чем они, казалось, говорили. — Теперь нам только ждать осталось.

Они сидели молча и ждали. Мать, которая шила что-то в спальне и, как обычно, слушала их разговоры, оставила свое шитье, прошла на кухню, сварила кофе, и все они сидели, прихлебывая горячее питье, и ждали…

Не прошло и двадцати минут, как мы снова услышали топот копыт — лошадь быстро приближалась, потом, не замедляя шага, повернула к нам в проезд. Послышались быстрые шаги по ступенькам веранды, и в дверях появился Шейн. Он глубоко дышал, лицо у него было каменное. Сжатые губы выделялись тонкой линией на бледном лице, а глаза были глубокие и темные. Он посмотрел на Шипстеда и Райта и заговорил, не пытаясь скрыть презрения в голосе.

— Ваши свиньи мертвы и похоронены.

Потом взгляд его повернулся к отцу, и лицо смягчилось. Но голос звучал по-прежнему горько.

— Вот и второй готов. Какое-то время Крис никого не будет беспокоить.

Он повернулся и исчез, а потом мы услышали, как он отвел лошадь в сарай.

В наступившей тишине снова где-то вдали прозвучал топот копыт, как эхо. Он становился все громче, потом вторая лошадь влетела галопом в наш проезд и остановилась. На крыльцо спрыгнул Эд Хауэлз и влетел в кухню.

— Где Шейн?

— В сарае, — сказал отец.

— Он вам рассказал, что случилось?

— Скорее нет, — спокойно ответил отец. — Что-то насчет похороненных свиней.

Эд Хауэлз, пыхтя, шлепнулся на стул. Он был какой-то ошарашенный, просто не в себе. Заикаясь, с трудом подбирая слова, он пытался передать другим свои чувства.

— Я в жизни такого не видел, — сказал он наконец, а потом рассказал все по порядку.

Он был в магазине у Графтона, покупал кое-что, и даже не собирался соваться в салун, потому что Крис и еще один ковбой Флетчера, Рыжий Марлин, сидели там с другими людьми, играли в покер, — и вдруг заметил, как там тихо стало. Ну, он заглянул туда украдкой, — и увидел Шейна, тот шел к бару хладнокровно и легко, как будто в помещении пусто было, как будто он один был на весь салун. Ни Крис, ни Рыжий Марлин даже не вякнули, ни слова, ни полслова, хотя вроде был самый подходящий случай отпустить какую-нибудь из ихних поганых шуточек. Одного взгляда на Шейна хватило, чтобы понять, с чего это у них вдруг языки отнялись. Ну да, верно, он двигался хладнокровно и легко. Но была в его движениях этакая гладкая плавность, от которой сразу становилось понятно, без долгих размышлений, что в эту минуту самое разумное поведение — это сидеть себе тихонечко и помалкивать в тряпочку.

— Две бутылки содовой шипучки, — сказал он Уиллу Атки. Оперся спиной на стойку и начал следить за игрой в покер с самым на вид дружелюбным интересом, пока Уилл ходил в магазин за бутылками. Никто из присутствующих даже не шелохнулся. Они все косились на него и недоумевали, что это за игру он затеял. А он взял эти две бутылки, подошел к столу, поставил их и подсунул одну Крису.

— Когда я был тут в последний раз, ты купил мне выпивку. Теперь моя очередь.

Слова как будто повисли в тишине. Такое было впечатление, — сказал Эд Хауэлз, — что Шейн только то и имел в виду, что эти слова означали. Он хотел угостить Криса. Он хотел, чтобы Крис взял эту бутылку, улыбнулся в ответ и выпил с ним.

— Я думаю, — продолжал Эд, — что если б тут оказалась муха, так слышно было бы, как она пролетает. Ну, Крис аккуратно положил карты и потянулся за бутылкой. Схватил ее резким движением и швырнул через стол в Шейна.

А Шейн так быстро двигался, — сказал Эд Хауэлз, — что бутылка еще по воздуху летела, а он уже от нее уклонился, нырнул вперед, схватил Криса за рубашку, выдернул его со стула и потащил через стол. И пока Крис трепыхался, пытаясь стать на ноги, Шейн отпустил рубашку и залепил ему три оплеухи, хлесткие и резкие, и рука его мелькала так быстро, что глаз едва поспевал уследить, а звук от этих оплеух был, как от пистолетных выстрелов.

Шейн отступил на шаг, а Крис стоял, чуть покачиваясь, и тряс головой, чтоб мозги прочистить. Он был парень смелый, и его прямо колотило от бешенства. Он кинулся вперед, размахивая кулаками, но Шейн подпустил его, нырнул под руку и крепко врезал в нижнюю часть живота. У Криса дыхалка кончилась, голова пошла вниз, а Шейн двинул снизу вверх торцом открытой ладони, прямо по губам, так что у него голова назад откинулась, а рука Шейна проехала по носу и глазам.

Удар был такой сильный, что Крис потерял равновесие и жутко зашатался. Губы у него просто расквашенные были. Из разбитого носа на них капала кровь. Глаза налились кровью и слезами, он еле-еле видел что-то перед собой. Лицо у него, — проговорил Эд Хауэлз и слегка покачал головой, — выглядело так, будто его лошадь лягнула. Но он снова бросился вперед, дико молотя руками.

Шейн опять нырком ушел под руку, поймал запястье, резко вывернул кисть, так что рука не могла согнуться, и, выпрямившись, ударил плечом под мышку. Одновременно он рванул за кисть книзу, и Крис просто перелетел через него. А пока он летел по воздуху, Шейн, не выпуская руки, вывернул ее вбок, и парень обрушился на нее всем весом — слышно было, как хрустнула кость, когда Крис шлепнулся на пол.

Он испустил длинный такой рыдающий звук — и замолчал, и больше ни звука не прозвучало. А Шейн даже не глянул на скорченное тело. Он стоял прямой, страшный, как сама смерть, и молчал. В нем каждая жилочка играла, но он стоял неподвижно. Только глаза скользили по лицам сидящих за столом. Вот остановились на Рыжем Марлине, и Рыжий как будто осел пониже на стуле.

— Может быть, — сказал Шейн мягко, и от этого мягкого голоса, как признался Эд Хауэлз, у него мурашки по всему телу побежали, — может быть, ты найдешь что сказать насчет содовой шипучки или свиней?