Евгений Костюченко - Зачистка в Аризоне Страница 3

— Что встал? — спросил Илья.

— Видишь море?

— Я еще не пил с утра. Кира, как думаешь, почему ребята скисли, как только услышали про Аризону?

— Не знаю. Они и про Флэшбург поначалу слышать не хотели. Наверно, устали. Захотели спокойной жизни.

— Спокойная жизнь никому не идет на пользу, — заявил Илья. — Даже свиней надо гонять, чтобы мясо было не слишком жирным. А лошади от застоя просто умирают.

— Рассуждаешь, как фермер.

— С кем поведешься… У Энди с Коннорсом в последнее время все разговоры только о лошадях, надоях и люцерне. Как думаешь, они приедут, если мы вызовем?

— Не знаю.

— Если не приедут, справимся вдвоем, — решительно сказал Илья. — Пусть потом локти кусают. А мы справимся.

— Если сделаем все без них, ребята обидятся. А если погорим вдвоем, обидятся еще больше. Нет, Илюха, либо работаем командой, либо не работаем вовсе.

Остерман хотел что-то ответить, но тут его мерин ступил на осыпь и почти по брюхо погрузился в мелкие камни. Дальше двигаться было опасно, и они повернули назад, чтобы отыскать другой путь. На обрывистом горном склоне было не до разговоров. Но когда лошади выбрались на скотоперегонную тропу, Илья все же спросил:

— А ты сам-то как? Тоже о спокойной жизни мечтаешь?

— У меня и так спокойная жизнь, — ответил Кирилл.

2

А в это время в Мексике, на границе с Аризоной…

Каждый раз, оказываясь в долине Горячих Камней, дон Хосе Игнасио де Рибейра, благородный предводитель дюжины рыцарей без страха и совести, чувствовал себя немного неуютно. Его далекие предки-испанцы когда-то владели и этой долиной, и всеми землями вокруг, от моря до моря. С тех пор прошло много лет. От прежнего богатства осталось только громкое имя. Да еще память о том, как здесь, в этой долине, окончил свой век предок дона Хосе, дон Аугусто, поднятый на вилы восставшими крестьянами. Вероломные и неблагодарные холопы растерзали дона Аугусто, да так, что карательная экспедиция не нашла даже его пуговиц. Возмездие оказалось вполне достойным — все население долины, от мала до велика, было истреблено, дома сожжены, а пепел развеян по ветру. После этого долина и получила свое имя… По крайней мере так гласила семейная легенда, которую дон Хосе слышал от матери.

Однако, скорее всего, своим названием местность была обязана климату. Высокие горы окружали долину со всех сторон, не пропуская сюда дождевые тучи, заставляя землю страдать от вечной засухи. Казалось чудом, что на склонах росла кукуруза и фасоль, перец и томаты, авокадо и картофель. Но это чудо сотворили человеческие руки. Трудолюбивые жители долины, заселившие ее несколько десятилетий назад, проложили оросительные каналы, вырубили непроходимые заросли мескита на склонах и бережно ухаживали за каждым ростком.

На этой земле, докрасна высушенной солнцем и ветрами, работали люди с такими же красными выжженными лицами. На них были широкополые соломенные шляпы, белые домотканые рубашки и штаны. В такой одежде удобно работать под жгучими лучами. Просто скроенная и крепко сшитая, она долговечна, поэтому крестьяне носят ее всю жизнь. Они и после смерти не расстаются с ней, потому что у них нет никакой другой одежды, в чем лечь в могилу.

Банда Рибейры спустилась по горной дороге и напрямик через поле, топча посевы, поскакала к деревне. Следом ехали два дилижанса. Люди в белом почтительно замирали при виде кавалькады. Те, кто склонился с мотыгами в руках, не разгибались, а поднявшие мачете не опускали его. И даже тощие мулы застыли у дороги, словно каменные изваяния, увидев, как замерли их погонщики.

Рибейра знал, что одно его имя вселяет в этих людей леденящий, парализующий страх. Это было лестно, хотя и забавно — нищим крестьянам незачем было его бояться. Они не представляли никакого интереса — как для волка не представляют интереса муравьи.

Дона Хосе Игнасио де Рибейра когда-то интересовал скот. Еще совсем недавно дон занимался, выражаясь языком гринго, очень простым бизнесом. Отбить стадо, разогнав или перестреляв пастухов. Переклеймить скот тавром «окно», которое перекрывает любые другие знаки. Перегнать стадо через реку и выгодно продать. Там же, в Аризоне, угнать табун, увести его за реку и продать армейским интендантам, которые не обращают внимания на мелочи вроде тавра.

Это был несложный и выгодный бизнес. Дон Хосе удивлялся иногда, почему все поголовно не занимаются таким делом в этих благословенных краях? Неужели кому-то могла нравиться крестьянская жизнь? Вечно ковыряться в земле, возить воду для полива, пасти баранов, доить коров?

«Просто эти люди не способны на большее. Они метисы, и этим все сказано. Тот, в ком течет креольская кровь, не стал бы терпеть столь унизительное существование», — решил для себя Рибейра, подъезжая к деревне и оглядывая убогие хижины.

Впрочем, сам он уже и забыл, когда в последний раз угонял скот. Сейчас дон Хосе нашел занятие, более достойное его происхождения. Он состоял на службе у дамы, занимающей очень, очень высокое положение в Аризоне…

Люди в белом застыли, провожая всадников испуганными взглядами. Банда, вздымая густую рыжую пыль, прогарцевала мимо навесов и сараев, крытых тростником, мимо полуразвалившейся церкви, мимо облупленных домиков.

Разделившись на группы по трое-четверо, бандиты разъехались в разные стороны, уверенно находя дорогу к знакомым амбарам и погребкам, а дилижансы остановились у безводного каменного фонтана, рядом с домом лавочника.

Хозяин лавки уже стоял на пороге с видом покорного страдания. В отличие от своих нищих односельчан он не носил белых одежд. Его новая розовая сорочка с мелким узором была опоясана высоким кушаком. За его спиной в полутемном проеме двери мелькнула жена, в запоздалой панике вынимающая золотые серьги из ушей.

— Друг мой драгоценный! Как я рад тебя видеть! — воскликнул Рибейра, похлопав лавочника по плечам. — Налей-ка мне чего-нибудь!

Он деловито прошелся по веранде, умылся из глиняной бочки с питьевой водой и вытер лицо шейным платком.

— Если бы ты только знал, как приятно бывать в вашей деревне. Сердце мое наполняется радостью, когда я вижу тебя и эти ухоженные поля. Благословенный край…

Рибейра по-хозяйски расположился за столом на веранде. Трое телохранителей остались снаружи, усевшись на крыльце. Остальные бандиты, не обращая внимания на причитания женщин и угрюмые взгляды крестьян, уже вьючили на своих лошадей мешки и тюки, связанных кур и прочую добычу.

Лавочник, подобострастно изогнувшись, поставил на стол глиняную чашку с пульке. Рибейра, отхлебнув, принялся беседовать с хозяином. Чем еще усталый путник может отплатить за гостеприимство, как не приятной беседой?