Джеймс Купер - Зверобой Страница 5

— По-твоему выходит, Гэрри, что старик Том решительно необыкновенный человек. Он, очевидно, не принадлежит ни к мингам, ни к делаварам, ни к бледнолицым, и захватил себе один такое местечко, из-за которого готовы перессориться все племена. Кто же он, этот человек? Какой он породы?

— Объяснить породу старика Тома не так-то легко, да едва ли и найдешь среди людей племя, к которому его можно было бы отнести. Он скорее по своей породе смахивает на канадского бобра, чем на человека. Его манеры и все привычки точь-в-точь, как у бобра. Некоторые думают, будто в молодости он разгуливал по соленой воде с каким-то Киддом, которого лет тридцать тому назад вздернули на виселицу за морской разбой. По смерти Кидда он приютился здесь, в уверенности, что в этих местах никогда до него не доберутся королевские солдаты, и он спокойно сможет наслаждаться плодами своих грабежей.

— Это скверно, Гэрри, очень скверно. Никогда нельзя спокойно наслаждаться плодами грабежа.

— У всякого свой вкус и своя натура, любезный Зверобой. Что же касается старика Тома, то могу тебя заверить, что он совершенно счастлив и живет на славу вместе со своими дочерьми.

— Да, я знаю, что у него есть дочери. Между делаварами носился об этом слух. Есть у них мать?

— Была, разумеется; только вот уже два года, как она умерла и брошена в воду.

— Что ты сказал? — спросил Зверобой, с изумлением смотря на своего товарища.

— Умерла и брошена в воду. Кажется, ясно: я говорю не на тарабарском наречии. Старый проказник, распрощавшись с нею, как нежный супруг, похоронил свою жену в озере. Копать могилу, видишь ли ты, не ловко среди этих корней; а может-быть, он сделал это из соображения, что вода чище смывает грешки с человеческого тела. Этого уж я точно не знаю.

— Стало-быть, бедная женщина была слишком легкомысленна? — спросил Зверобой.

— Не думаю, чтобы чересчур, но, разумеется, грешки за ней водились. Впрочем, всего вероятнее, что старику просто лень было рыть могилу на сухой земле. В характере Юдифи было довольно стали; а ее муженек — настоящий кремень. Не мудрено, стало-быть, что огонек довольно часто вспыхивал между ними, хотя вообще они жили достаточно дружно и согласно. С своей стороны я всегда уважал Юдифь Гуттер, как мать прекрасной девушки, которая носит ее имя. Это я говорю о старшей дочери Тома, которую также зовут Юдифью.

— Да, я слыхал об этой девушке, хотя делавары по-своему произносили ее имя. Судя по их рассказам, я не думаю, чтоб Юдифь Гуттер могла мне понравиться.

— Тебе? Это очень забавно! — воскликнул Скорый Гэрри, покраснев в запальчивости от того равнодушия, с каким его товарищ отозвался о девушке. — Как ты смеешь соваться, когда идет речь о Юдифи Гуттер? Ты — молокосос, у которого не обсохло на губах молоко матери! Не беспокойся, любезный: Юдифь Гуттер не захочет и взглянуть на тебя.

— Вот что, Гэрри: теперь июнь, ни одно облачко не заслоняет от нас солнца, и горячиться бесполезно, — отвечал Зверобой спокойным тоном. — Я не советую тебе выходить из себя. У каждого свои мысли, и я надеюсь, что белка может думать о дикой кошке, что ей угодно.

— Разумеется, если только дикая кошка не проведает об этом. Впрочем, ты еще молод, легкомыслен, и я охотно тебе прощаю. К чему, в самом деле, нам ссориться из-за девушки, которой ты еще и не видал? Смешно было бы считать соперником какого-нибудь молокососа… А кстати, что говорили о ней делавары?

— Они хвалили ее ум и красоту, но прибавляли, что она ветренна и любит окружать себя поклонниками.

— Ах, чорт бы их побрал! Да они нарисовали тебе самый верный портрет Юдифи Гуттер! Сказать правду, Зверобой, если бы не эта ветренность, быть бы ей моей женою года два назад. Была, впрочем, и еще причина, почему я не женился…

— Какая, например? — спросил охотник с видом человека, которого мало интересует этот разговор.

— Я в то время не был уверен, любит ли она меня. Плутовка слишком хороша и знает себе цену. Не растут на этих горах деревья стройнее ее стана, и ты не увидишь серны, которая прыгала бы с такою легкостью. Но при всем этом ее недостатки слишком резко бросаются в глаза. Было время, я клялся никогда не видеть этого озера.

— И вот ты опять идешь к нему?

— Ах, Зверобой, ты еще новичок в этих делах, и трудно тебе растолковать, на что бывает похож человек, когда любовь овладевает его сердцем. Если бы ты знал Юдифь, как я ее знаю! По временам наезжают на это озеро для рыбной ловли крепостные офицеры с берегов Могаука, и вот тогда-то кокетка теряет свою голову. Она рядится, как кукла, и всем в ту пору делает кокетливые глазки.

— Дочь бедного отца должна понимать свое положение, — простодушно заметил Зверобой. — Я уверен, что ни один из офицеров, ухаживая за Юдифью, не имеет честных намерений.

— Вот это-то меня и бесит.

— Зачем же ты о ней думаешь, Генрих Марч? На твоем месте я давно бы убежал в лес от такой женщины.

— Советовать легко, приятель, но не так-то легко выполнять советы, коль скоро дело идет о Юдифи. Признаться, я подумывал увезти ее насильно и жениться на берегу Могаука в какой-нибудь трущобе, куда, авось, не попал бы ни один из этих офицеров. У старика Тома осталась бы еще дочка, не красавица, правда, и не очень умная, но зато примерная смиренница.

— Есть, стало-быть, еще другая птичка в этом гнезде? Вот что! Делавары, однако, говорили только о Юдифи.

— Не мудрено. Подле красавицы Юдифи Гэтти стушевывается. Впрочем, по-моему, и Гэтти довольно мила; только, что касается ума, — бедняжка не совсем хорошо умеет отличать правую сторону от левой.

— Краснокожие особенно уважают таких слабых умом людей: они думают, что «злой дух» не может поселиться в них, — заметил Зверобой.

— Ну, «злому духу» не о чем хлопотать возле бедной Гэтти. Старик отец и умная сестра не спускают с нее глаз… Одним словом, я был бы в отчаянии, если бы теперь, после шестимесячного отсутствия, нашел, что Юдифь угораздило выйти замуж.

— А разве она подала тебе какие-нибудь надежды?

— В том-то и дело, что нет. Не знаю, право, как все это выходит. Я, видишь ли, недурен, и в этом уверяет меня каждый ручей, освещаемый солнечным лучом, а между тем я никак не мог от нее добиться ни обещания, ни даже ласковой улыбки, хотя иной раз она без умолку хохотала по целым часам. Ну, да что тут толковать? Если Юдифь Гуттер осмелилась выйти замуж — быть ей премилой вдовушкой на двадцатом году своей жизни.

— Неужели, Гарри, ты решишься погубить человека единственно за то, что его предпочли тебе?

— Почему же нет? Если враг загородил мне дорогу, я имею право раздавить его, как мне угодно. Всмотрись в меня хорошенько: разве я похож на человека, способного подставить свою шею какому-нибудь вкрадчивому торгашу, который задумает перебить у меня красавицу? Нет, слуга покорный, это было бы из рук вон! Притом, за отсутствием законов, мы сами поневоле и судьи, и палачи. Пусть, пожалуй, отыщут в лесу мертвое тело. Кому охота итти в колонию с доносом на убийцу?