Джеймс Купер - Зверобой Страница 6

— Мне, например. Ведь я же буду знать, что ты намеревался спровадить мужа Юдифи?

— Как? Ты осмелишься донести на Скорого Гэрри, ты, низкая тварь, получеловек, полуобезьяна?

— Я готов сказать правду о всяком человеке, кто бы и где бы он ни был.

С минуту Генрих Марч смотрел на своего товарища с безмолвным изумлением. Потом, схватив его обеими руками за плечи, начал трясти охотника с такой ужасною силой, как-будто хотел уничтожить его. Зверобой не оробел, и ни одна черта его спокойного и ясного лица не дрогнула. Напротив, он проговорил твердым и решительным голосом:

— Можешь трясти гору сколько угодно, если хватит сил; но тебе, кроме правды, ничего не вытрясти из меня, Генрих Марч. Очень вероятно, что Юдифь еще не замужем, но если, сверх ожидания, есть у нее муж, я воспользуюсь первым же случаем, чтобы передать ему наш разговор.

Взглянув на своего товарища еще с большим изумлением, Скорый Гэрри произнес:

— Я думал, что мы приятели; теперь вижу, что жестоко ошибался. Это мой последний секрет, залетевший в твое ухо. Знай это, Зверобой!

— Очень рад. Не хочу слышать секретов, если под ними скрывается преступление. Если мы легко можем избежать преследования законов, — это не оправдание.

— Какой же ты после этого свободный лесной охотник, гроза и смерть лютых зверей? Лучше бы тебе удалиться к моравским братьям [9] и копать гряды подле своего дома.

— Я уверен, Гэрри, что в моих поступках и словах ты всегда найдешь только прямоту и откровенность. В твоей безрассудной запальчивости я вижу лишь доказательство того, как мало тебе приходилось жить среди краснокожих. Юдифь Гуттер, без сомнения, еще не вышла замуж, а язык твой, очевидно, в разладе с твоим сердцем. Бросим толковать об этом, и вот тебе моя рука.

Гэрри, казалось, был изумлен как нельзя больше. Принимая мало-помалу веселый и беззаботный вид, он расхохотался до того, что слезы выступили у него на глазах. Потом он взял протянутую руку, и их дружба снова была восстановлена.

— Твоя правда, Зверобой, безрассудно нам ссориться из-за того, что пока остается в пределах догадок. Ведь мы не горожане, чорт побери, а вольные люди свободных лесов. В городах совсем другое дело; там иной раз дерутся из-за мыслей.

— Слыхал об этом и я, Генрих Марч. Во всяком случае, мне гораздо приятнее видеть бедную Гэтти, чем эту ветренную красавицу Юдифь.

— Послушай, Зверобой, ты знаешь вообще, что такое охотники, трапперы и бродяги — продавцы кож. И все же я убежден, что во всей этой стране не найдется человека, который бы нанес какое-нибудь оскорбление Гэтти Гуттер.

— Мне очень приятно, Гэрри, что ты отдаешь справедливость делаварам и другим союзным племенам. Краснокожий, действительно, всегда готов принять под свое особое покровительство слабое, лишенное умственных способностей существо… Но уже солнце идет к западу. Не пора ли нам продолжать путь, чтобы поскорее увидеть этих сестер?

Товарищи собрали остатки обеда, вскинули котомки на свои плечи и, оставив поляну, снова углубились в тень густых деревьев.

Глава II

Отыскав поляну и ручей, Скорый Гэрри уже отлично различал далее дорогу и вел своего товарища с уверенностью человека, привыкшего к этим местам. Лес, разумеется, здесь, как и везде, был очень густой, но его не загромождали груды хвороста, и по ровной почве его можно было итти ускоренным шагом. Когда они прошли около мили, Марч остановился и начал с озабоченным видом рассматривать окружающие предметы. Его интересовали даже пни свалившихся деревьев.

— Кажется, мы пришли, куда надо, — заметил он. — Вот бук, здесь дуб, а немного подальше — три сосны и береза с надломленной вершиной. Но все же я не вижу ни утеса, ни сломанных ветвей, о которых говорил тебе.

— Сломанные ветви не совсем еще верный признак, Гэрри Марч. Бывает, и очень часто, ветви переламливаются сами собой. Что же касается буков, сосен и дубов, то около нас сотни этих деревьев.

— Твоя правда, Зверобой, но ты не берешь в расчет этой местности. Я говорю вот об этом буке и дубе…

— А вот, если хочешь, другой бук и другой дуб: видишь, они растут словно братья. Немного подальше опять точно такая же пара деревьев. Ты, без сомнения, отлично ловишь медведей и бобров, но я не думаю, Гэрри, чтобы ты был большой мастер отыскивать скрытые следы. Ну да, так и есть: я вижу теперь, чего ты ищешь.

— Полно городить вздор, хвастливый делавар. Меня хоть сейчас на виселицу, я не вижу ничего в этом лесном лабиринте.

— Смотри вон туда, по прямой линии от этого черного дуба. Видишь ли тот молодой, немножко согнутый бук, прикрепленный ветвями к соседнему дубу? Он не мог так прицепиться сам, и, разумеется, эту услугу оказал ему человек.

— Моя рука оказала ему эту услугу! — вскричал Гэрри. — Это молодое дерево в ту пору пригнулось к земле как бы под бременем несчастий. Я его выпрямил и поставил в это положение. Да, Зверобой, надо сознаться, ты мастерски разгадываешь деревья.

— Мое зрение обостряется, это правда; но все же в этом отношении я не больше, не меньше как ребенок в сравнении с любым из краснокожих. Вот, например, Таменунд [10] уже старик, и никто не помнит его молодым, а между тем ничто не может ускользнуть от его глаз. Ункас, отец Чингачгука, законного вождя могикан, — другой ясновидящий старец, от которого не укроется и пылинка. Да, мое зрение обостряется, — повторил Зверобой, — но еще не скоро наступит время, когда оно сделается совершенным.

— Кто этот Чингачгук, о котором ты так часто говоришь? — спросил Гэрри, продолжая путь по указанному направлению. — Какой-нибудь краснокожий бродяга? Я уверен в этом.

— Это самый честный краснокожий бродяга, если тебе нравится это имя. При благоприятных обстоятельствах он мог бы сделаться великим вождем племени. Теперь, когда его лишили законных прав, он не более, как делавар — честный, благородный, умный делавар, всеми уважаемый и любимый, потомок несчастного рода и представитель почти уничтоженного племени. Ах, Гэрри, твое сердце надорвалось бы от жалости, если бы ты слышал, как эти несчастные в своих вигвамах рассказывают о могуществе и величии могикан.

— Послушай, друг Натаниэль, — сказал Гэрри, остановившись на дороге и пристально всматриваясь в лицо своего товарища, чтобы придать больше важности своим словам, — если верить всем басням, какие распространяют о себе другие люди, то выйдет на поверку, что все другие — славные герои, и только мы с тобой никуда не годимся. Все краснокожие, я знаю, отчаянные хвастуны, и половина их преданий, поверь мне, сущий вздор.