Василий Теркин после войны - Юрасов Владимир Иванович Страница 8

КОЛХОЗНЫЙ СТОРОЖ

Ходит сторож, носит грозно Дулом книзу ружьецо. Ночью на земле колхозной Сторож — главное лицо. Осторожно, однотонно У столба отбил часы, Ночь давно. Армяк суконный Тяжелеет от росы. И по звездам знает сторож, — По приметам, как всегда, Тень двойная станет скоро Проходить туда-сюда. Молодым — любовь да счастье, Хороша соседа дочь! Провожает Тёркин Настю, Провожаются всю ночь. Проведет он до порога: — Ну, прощай, стучись домой… — Нет, и я тебя немного Провожу, хороший мой… И доводит до окошка: — Ну, прощай, хороший мой… — Дай и я тебя немножко Провожу теперь домой… Дело близится к рассвету, Ночь свежеет — не беда, — Дай и я тебя за это… — Дай и я тебя тогда… Под мостом курлычет речка, Днем неслышная совсем. На остывшее крылечко Отдохнуть старик присел: — Что мне шляться влево-вправо? Что я буду сторожить? От кого? И кто дал право Не давать народу жить? Чудаки! Голодным детям Мать картошки накрадет… Это ли зовут на свете Воровством? — Свое берет. Вор один — в Кремле удавом Озирается кругом, Воровство назвал он правом, Справедливость — воровством. Сторожить меня поставил, Самому чтоб больше взять — Займов, взносов да поставок, — А народу голодать. В небе звезды, словно свечки, Тихо светят. Тишина. На остывшем на крылечке Деда тень едва видна. Свесил голову, как птица, Ружьецо у ног, как кол. — Что-то, дед, и мне не спится, — Тёркин к деду подошел. — Ну, садись. А мне привычно. Тем и должность хороша: Ночью обо всем отлично Можно думать не спеша. О земле, забытом Боге, О скитаниях людей, О своей, твоей дороге, О судьбе твоей, моей. Позабыт порядок древний, Жизнь, конечно… Да не та… Правят нынче на деревне Суета да маята… Посох вырезать бы крепкий, Сто рублей в пиджак зашить, И пойти, как наши предки, По Руси, покуда жив. По окольным по дорогам Обойти Россию всю, За народ просить у Бога На молитве где в лесу. Горе всякое сносили — Завещал терпеть Иисус… Не один же я в России Верен Богу остаюсь. Где-нибудь тропой ночною Старец с посохом бредет. Мы вот здесь сидим с тобою, Говорим, а он идет. А дорог на свете много, Пролегли и впрямь и вкось, Ходят люди по дорогам, Жаль одно, что ходят врозь. В небе вспыхнула зарница. — По весне слыхал о том, Как пошел через границу Человек один пешком. И идет, поди, далече, Без куска, один, как перст, На войне был искалечен, А обижен властью здесь. По лесам идет, по тропам, По долинам древних рек, Пробирается в Европу, Как из плена, человек. Он идет тропой глухою, Смерть повсюду стережет. Мы вот здесь сидим с тобою, Говорим, а он идет. Мало всякое начало — К большаку ведет тропа… Говорят еще — с канала Пробирается Степан. Он идет, жилье минуя, — Для чего ему канал? Потерял семью родную, Дом и двор свой потерял. Придавив тоску зубами, Знает, с кем свести расчет, Днями спит, идет ночами… Мы сидим, а он идет… В небе звезды поредели, Поседело всё вокруг, Где-то первые пропели Петухи спросонья вдруг. — Скоро день. Уже недолго Будет день и на Руси. Ночь еще крадется волком, Только свет не погасить! И до отчего порога, До родимого села, До восхода та дорога Через муку пролегла. Что поделаешь — иному И еще кружнее путь, И идет иной до дому То ли степью незнакомой, То ль горами где-нибудь. Дед встает. Светло и строго Утомленное лицо. Где-то рядом за дорогой Тихо звякнуло кольцо. И невольно вздрогнул Тёркин: В самом деле — кто идет? Тихо-тихо. Только зорьке Где-то вновь петух поет. Ветерок с полей повеял И донес, донес, донес Звук тальянки: плакал, млея, Затихал и снова рос. И брела гармонь куда-то, Только слышалось едва: «В саду мята Не примята, Да не скошена Трава…»