Сергей Горский - Жены Иоанна Грозного Страница 10

— Воля Господня совершилась.

Затем он сел на коня и в сопровождении опричников уехал во дворец, куда по его распоряжению, уже были собраны все красивые женщины слободы. Там началась оргия, длившаяся до утра. Обыватели Александровской слободы потрясенные казнью новой царицы, пугливо ютились по домам. Но и через запертые окна до них доносились пьяные крики опричников, слонявшихся по улицам слободы и искавших случая «разгуляться». Только к утру все затихло, а вечером царь, сопровождаемый едва протрезвившейся ватагой, выехал в свой Кремлевский дворец.

В Кремле настали унылые дни. С раннего утра до поздней ночи протяжно звонили колокола. В Москву переселились нравы Александровской слободы: царь снова превратился в игумена, его приближенные — в монахов. По крайней мере, по одежде. Опять начались долгие ночные богослужения, которые совершались в храме Спаса на Бору, и опять за службами следовали безобразные оргии. Но теперь Иоанн, по крайней мере, соблюдал внешние приличия. Он регулярно выходил утром в приемную палату, выслушивал доклады и клал резолюции. В последних стала проявляться даже некоторая мягкость, которая до этого времени была совершенно чужда Грозному.

Малюта, желая угодить царю, приказал схватить Петра Долгорукого, брата утопленной Марии. Княжича подвергли жестокой пытке, добиваясь, чтобы он назвал «лиходея, погубившего царицу». Несмотря на страшные мучения, Петр Долгорукий неизменно отвечал:

«Сестру Марию погубил лишь один лиходей — Царь Иоанн Васильевич».

Скуратов доложил царю о неслыханном упорстве княжича. Иоанн внимательно выслушал доклад и приказал:

— Отпустить Петра Долгорукого в его вотчину, да не поставятся ему в вину прегрешения его сестры, за кои он ответ держать не может.

Все были поражены такой необычной снисходительностью царя, но Скуратов, лучше всех знавший изменчивый нрав грозного властелина, решил поступить по-своему: он отправился в застеночный каземат, где лежал полумертвый молодой Долгорукий и собственноручно дорезал его. Царю он сообщил, что: «Княжич Петр скончался от неведомой хвори». Верный слуга исправлял ошибки своего господина.

Малюта не ошибся. Молитвенное настроение Иоанна продержалось недолго. Через две недели после гибели Марии Долгорукой в Кремлевском дворце началась иная жизнь. Замолкли соборные колокола, черные шлыки, мантии и рясы исчезли, и бешеным потоком понесся прежний разгул, воцарился откровенный разврат.

Приспешники Иоанна никогда еще не доходили до такой бесшабашности, какая бурными волнами разлилась по Москве в начале 1574 года. Все более и менее зажиточные люди спешили покинуть столицу или, по крайней мере, увезти из нее своих жен и дочерей.

Приемы во дворце прекратились. Все дела вершили дьяки и думные бояре. Царь, измученный бессонными ночами и попойками, вставал поздно, иногда после полудня. Страшно похудевший, совершенно лысый, с лицом, покрытым морщинистой кожей коричнево-зеленоватого цвета, он производил впечатление выходца из могилы, и внушал ужас даже своим приближенным. Его раздражительность достигла крайних пределов. Достаточно было одного слова, чтобы привести его в состояние ярости, граничившее с полной невменяемостью.

Поднявшись с постели, царь требовал к себе «омывальщиц». Это были выбранные им самим красивые женщины, на обязанности которых лежало обмывание хилого царского тела теплой водой и обтирание его душистым маслом. Во время обмывания царь сидел на табурете, сбросив с себя всякие покровы. Иногда он при этом ложился, и тогда получалось полное впечатление обряда обмывания покойника.

За обмыванием следовало облачение, во время которого Иоанну тоже прислуживали женщины.

Несмотря на видимую дряхлость, царь в это время ревностно занимался государственными делами. По его приказанию был основан город Уфа, все многочисленное население башкирских степей признало своим повелителем русского царя и присягнуло ему в верности. Русь росла.

Помимо востока, где граница царства раздвинулась до Сибири, Урала и Астрахани, Иоанн стремился проникнуть и в сторону запада. Война с Ливонией затянулась и обещала мало хорошего. Честолюбивый царь стал мечтать о Польше, поддержкой которой пользовалась Ливония.

В это время в Швеции царствовал полупомешанный Эрик, сын Густава Вазы. Шведский король в жестокостях мало отличался от Иоанна IV. Как все властители, не имеющие ничего общего со своим народом, Эрик дрожал за свой престол и всеми мерами старался искоренять «крамолу». При этом он не щадил никого. Ему донесли, что его брат Иоанн пользуется любовью населения. Этого было достаточно, чтобы заподозрить принца Иоанна в стремлении захватить власть, и его, по приказанию короля, заключили в тюрьму. Иоанн был женат на сестре польского короля, Екатерине, за которую когда-то сватался русский царь. Узнав о заточении принца, Иоанн снарядил в Швецию особое посольство. Царь обещал шведскому королю навеки уступить ему Эстонию с Ревелем, помочь ему в войне против польского короля Сигизмунда и доставить возможность заключить выгодный договор с Данией и Ганзейскими городами. За это он требовал лишь одного: выдачи ему Екатерины. Эрик согласился на эти условия. Возможно, что сумасбродная затея Иоанна удалась бы, но вмешались члены шведского государственного совета. Они приложили все старания к тому, чтобы не допустить русского чрезвычайного посла к Эрику. Воронцов прожил в Стокгольме одиннадцать месяцев, тщетно добиваясь аудиенции у короля. За это время в Швеции был подготовлен государственный переворот. Больного Эрика свергли, и на престол вступил его брат Иоанн, после чего о выдаче Екатерины, конечно, не могло быть и речи.

Русский царь узнал о постигшей его неудаче за несколько дней до возвращения Воронцова. Иоанн, вообще не привыкший сдерживаться, дал полную волю своей ярости. В эти дни даже такие приближенные как Скуратов, Басманов и другие боялись попадаться ему на глаза. Наконец, ему доложили, что Воронцов вернулся. Иоанн как-то сразу притих. Он велел передать Воронцову, что желает видеть его во дворце на следующее утро.

В обычное время, около десяти часов утра Воронцов был в приемной палате. Согласно установившемуся обычаю, боярин Воронцов, как вызванный по личному повелению царя, стал около трона. Вышел царь. Всех удивил его добрый вид. Иоанн весело улыбался, ласково отвечал на поклоны. Усевшись на трон, он обратился к присутствующим с небольшой речью, в которой восхвалял заслуги боярина Воронцова.

— И за те его заслуги, — сказал царь в заключение, — жалуем мы боярина Никиту Воронцова нашим псарем.

Седой Воронцов пошатнулся при этих словах.

— Великий Государь! — сказал он дрожащим голосом. — Я верно служил твоему родителю, блаженной памяти государю Василию Иоанновичу. Служил тебе верою и правдою. Не заслужил я твоей немилости. Лучше вели казнить, а в псарях из рода Воронцовых никто не хаживал.

Царь усмехнулся и сказал:

— Ин ладно, боярин Никита. Псарем не хочешь быть, останься в моих палатах. Быть тебе скоморохом. Недаром там год пробыл и с пустыми руками приехал.

По знаку царя принесли усеянное бубенцами шутовское платье. Услышав звон бубенцов, Воронцов выхватил кинжал, бросился в угол приемной палаты и крикнул:

— Не дамся! Убью!

— Не убьешь, — спокойно заметил Иоанн, поднимаясь с трона. — Я тебе сам жалованный кафтан надену.

С этими словами царь направился к Воронцову, стоявшему в углу, с занесенной над головой правой рукой, в которой он судорожно сжимал рукоять кинжала. Все замерли в ожидании. Царь медленно приближался к боярину. Воронцов растерянно глядел на него. Когда Иоанн подошел к нему почти вплотную, боярин захохотал и крикнул:

— Так значит ты, Иоанн Васильевич, Воронцовых на поругание отдаешь?! Не быть тому во веки!

И, прежде чем его успели схватить за руки, он размахнулся и вонзил кинжал себе в левый бок. Удар пришелся в сердце. Через секунду на полу лежал труп. Иоанн хрипло рассмеялся и сказал, обращаясь к Скуратову: — Ну, Малюта, тебе работы убыло. А то пришлось бы повозиться с этой падалью.

Тело боярина Воронцова унесли. Прием продолжался.

XI

Анна Колтовская во многих отношениях была похожа на Марию Темгрюковну. Как и последняя, она отличалась необузданностью и страстностью. После хилой, отравленной Сабуровой Анна сумела подчинить Иоанна своему властному влиянию. На время царь присмирел, прекратились массовые пытки и казни.

Иоанн целые дни проводил в тереме царицы. Там он, отбросив всякий этикет, нередко принимал и доклады от ближних придворных.

Анна умела занимать своего грозного супруга. В ее дворцовой половине всегда толпились красивые женщины, во всякую минуту готовые плясать, петь и развлекать государя всем, что ему пожелается. Царица смотрела на эти «игры» спокойно. Ревновать она не умела, потому что Иоанн, как муж, был для нее безразличен.