Сергей Горский - Жены Иоанна Грозного Страница 11

Анна умела занимать своего грозного супруга. В ее дворцовой половине всегда толпились красивые женщины, во всякую минуту готовые плясать, петь и развлекать государя всем, что ему пожелается. Царица смотрела на эти «игры» спокойно. Ревновать она не умела, потому что Иоанн, как муж, был для нее безразличен.

Иоанн отправлялся в терем царицы утром. Там он встречал самый радушный прием. В опочивальне царицы для него было поставлено кресло на особом возвышении. Анна встречала его у порога с глубокими поклонами. Царь садился на свое место. Начинался «теремной день».

Иоанн подзывал к себе своих любимиц, разговаривал с ними, иногда шутил, за шутками исполнял их просьбы, дарил им целые вотчины, решал в их пользу тяжебные дела. Это время на Руси справедливо назвали «бабьим царством».

Даже ближние опричники должны были отодвинуться на задний план. Сам «верный пес» Иоанна, Малюта Скуратов временно утратил свое влияние. К царю, в самых важных случаях, можно было проникнуть только при помощи женщин, окружавших Анну.

Анна вела систематическую борьбу против опричнины. Она вышла замуж за Иоанна восемнадцатилетней девушкой. По понятиям того времени, она была уже «перестарком». Иоанн выбрал ее только потому, что вся ее фигура дышала страстью. Но в глубине души она таила глубокую ненависть к царю и, главным образом, к окружавшим его опричникам. Анна Колтовская когда-то любила. Ее избранник, князь Воротынский, чем-то не угодил князю Вяземскому и был замучен в одном из московских застенков. Анна, пользуясь своим влиянием на царя, медленно, но верно уничтожала опричнину. Она мстила, но в то же время приносила огромную пользу измученной бесчинствами опричников Руси. За один год, в течение которого Иоанн находился под влиянием Анны и ее приближенных, были казнены или сосланы почти все главари опричнины. Малейшая попытка рядовых опричников бесчинствовать по-прежнему, каралась. Достаточно было одного слова Анны или какой-нибудь теремной боярыни, и Иоанн, без всякого суда и следствия, отправлял на эшафот людей, которых незадолго перед тем считал своими вернейшими слугами.

Понятно, что опричники ненавидели Колтовскую и весь ее придворный штат. Особенно ненавидел ее князь Воротынский, отец княжича Андрея, загубленного за его любовь к Анне. Старый князь был убежден, что его сын погиб потому, что Анна стремилась стать царицей и, опасаясь преследований со стороны Андрея, устранила его. Воротынский поклялся свергнуть царицу. У него был племянник, Борис Ромодановский, юноша, отличавшийся женственностью. Борис, наряженный в женское платье, не раз пленял молодых людей. Юноша любил приключения. Воротынский призвал его к себе и сказал:

— Борис! Хочешь ты сослужить службу, а вместе с тем и сам потешиться?

Ромодановский, конечно, изъявил свое полное согласие. Князь посвятил его в свои планы. Борис должен был проникнуть в терем царицы под именем Ирины, дальней родственницы Воротынского. Воротынский брался выпросить у царя разрешение ввести в терем свою родственницу. Бориса, незадолго до этого приехавшего из дальней вотчины, в Москве почти никто не знал, так что опасаться было нечего. Воротынский объяснил этот маскарад тем, что ему нужно узнать кое-что о поведении боярышни Шебухиной, приходившейся ему двоюродной племянницей.

Девятнадцатилетний Борис Ромодановский, не подозревавший западни, охотно согласился помочь дяде. Старый князь расхвалил Иоанну «боярышню Ирину», и сластолюбивый царь не только разрешил допустить ее до царицы, но даже потребовал, чтобы это было сделано немедленно.

В тереме царицы Анны появилась «боярышня Ирина». Борис Ромодановский так искусно играл свою роль, что никто не заподозрил обмана. В тот же день, когда он был представлен царице, Иоанн, в обычное время посетивший терем, потребовал, чтобы ему показали новую боярышню. Не ожидавший этого Борис смутился. Лицо его залилось густым румянцем и стало еще более привлекательным. Царь с видом знатока и ценителя, окинул взглядом стройную фигуру и, в знак своего благоволения, приказал выдать боярышне Ирине жемчужное ожерелье из своей казны.

С этого дня Иоанн стал отдавать боярышне Ирине особое предпочтение. Он не привык сдерживаться и однажды, не стесняясь присутствием царицы, потребовал, чтобы боярышня «постлала ему постель». Ромодановский совсем растерялся и бросился за советом к своему дяде, Воротынскому. Старый князь, предвидевший такой исход, спокойно посоветовал племяннику исполнить волю царя.

— У него так водится, — сказал он. — Ничего дурного в том нет. Постелешь ему постель, поговоришь с ним, только и всего. У него этак все боярышни перебывали.

Борис успокоился. Вечером «боярышня Ирина» прошла в опочивальню царя…

Около полуночи Кремлевский дворец огласился исступленными криками Иоанна. Царь бесновался Размахивая окровавленным посохом, он, в одной сорочке, бегал по палатам и грозил убить всякого, кто попадался ему на глаза. Все попрятались. Не встречая ни одного человека, на котором он мог бы сорвать злость, Иоанн бросился на половину Анны, где царило полное смятение. Он распахнул дверь, но на пороге упал и забился в припадке. Только это спасло царицу от смерти. Как всегда, за припадком последовало состояние полной апатии. Его перенесли в опочивальню. Там, на полу лежал окровавленный труп Бориса Ромодановского, одетый в роскошное платье боярышни, с привязанной косой и жалованным ожерельем на шее. Труп был изрешечен ранами, нанесенными острым царским посохом.

XII

Иоанн совсем невзлюбил Москву. Почти все время он проводил в Александровской слободе. У него все чаще случались истерические припадки, во время которых он был окончательно невменяем. Тогда от него бежали все. За припадками обычно следовал полный упадок сил, а потом начинались галлюцинации. В один из таких моментов ему показалось, что на позолоченном куполе церкви Александровской слободы сидит утопленная Мария Долгорукая. Это было ночью. Царь немедленно велел провести по куполу черные полосы. В другой раз ему показалось, что на паперти храма стоит замученный князь Вяземский. Полубезумный царь велел поставить вокруг паперти железную ограду, «чтобы не повадно было ходить туда кому не след».

Во дворце Александровской слободы был настоящий гарем. От восточных гаремов он отличался только тем, что находившиеся в нем женщины пользовались широкой свободой. У них не было евнухов, доступ к ним был открыт всем приближенным царя. Сам Иоанн уже пресытился. Придворные одалиски его не удовлетворяли. Он искал развлечений на стороне. Однажды он заехал к своему любимцу, князю Петру Васильчикову. У князя была семнадцатилетняя дочь Анна, славившаяся своей красотой. Царю она очень понравилась н он предложил князю послать дочь во дворец. Гордый Васильчиков отказал. Тогда Иоанн заявил, что он женится на Анне, и на другой день прислал к Васильчикову сватов. Отказать царю было немыслимо. Анна Васильчикова стала женою царя. Неизвестно, кто их венчал, но, во всяком случае, царицей Анну не признавал никто. Патриарх и епископы не признали этот брак. Впрочем, Иоанн и сам не добивался такого признания.

С Анной Иоанн прожил всего три месяца. Затем она как-то таинственно скончалась. Всем было объявлено, что она умерла от «грудной болезни», хотя до брака Васильчикова была совершенно здорова. Ее тело тайком, ночью, было вывезено из дворца и отправлено в Суздальский девичий монастырь для погребения. Вообще, этот брак носил очень странный характер. Подняв до себя Анну Васильчикову, Иоанн не приблизил ко двору ни одного из ее родственников, что совершенно противоречило традициям русских царей.

Иоанн не счел нужным проводить прах Анны до могилы. После похорон царь был очень весел.

Придворная жизнь потекла обычным порядком.

После казни князя Вяземского царь, наряду с молодым Басмановым, приблизил к себе стремянного Никиту Мелентьева. Это был пронырливый человек, завоевавший расположение Иоанна своей готовностью делать по царскому приказу все, что угодно. Однажды Иоанн, желая оказать своему любимцу особое внимание, заехал к нему. Это посещение было совершенно неожиданно для Мелентьева. Он, конечно, засуетился. Через несколько минут в горнице, где посадили царя, появилась жена Мелентьева, красавица Василиса. Она внесла поднос с чарками и стопой заморского вина. Василиса низко поклонилась. Царь поднялся, взял предназначенную для него чарку и сказал:

— Здрава буди, хозяюшка. А хозяину твоему укор за то, что такую красоту до сей поры от нас скрывал.

Лицо Василисы покрылось густым румянцем. Скромная жена стремянного не смела мечтать о присутствии во дворце. Милостивые слова царя открывали ей доступ туда. Совершенно иное впечатление произвели слова Иоанна на Мелентьева. Он пригляделся к дворцовой жизни и понимал, что его семейной жизни грозит серьезная опасность. Он побледнел. В глазах сверкнул недобрый огонек. Но он сдержался, отвесил низкий поклон и сказал: