Ян Мо - Песнь молодости Страница 10

Поезд ушел, толпа рассеялась, а Дао-цзин все еще стояла на платформе…

Глава шестая

Дао-цзин начала работать учительницей в янчжуанской начальной школе. Мечта ее осуществилась: она сама зарабатывала себе на жизнь. Постепенно девушка успокоилась, у нее появился интерес к работе, она полюбила учеников. Единственно, что ее угнетало, — это частые встречи с Юй Цзин-таном. Стоило Дао-цзин увидеть его узкое, желтое лицо с часто мигающими глазками и хитрой улыбкой, как у нее появлялось чувство отвращения.

От своих учеников Дао-цзин узнала, что ее двоюродный брат Чжан Вэнь-цин, выражавший недовольство по поводу того, как относился директор к учителям, был изгнан им из школы. Директор был одновременно крупным помещиком и шэньши и пользовался значительным влиянием в уезде. За глаза его называли «Улыбающимся тигром». С Дао-цзин он держался корректно и вежливо. Как-то встретив ее, он, сокрушенно покачивая головой, сказал:

— О-о, госпожа Линь, я вам сочувствую — приходится так много работать! К тому же в нашей школе все так примитивно. Но что поделаешь — нужно терпеть, терпеть!..

Не испытывая желания с ним разговаривать, Дао-цзин холодно поклонилась. Но с лица Юй Цзин-тана не сходила улыбка. Глядя на Дао-цзин прищуренными глазами и непрестанно покачивая головой, он продолжал вздыхать:

— О-о! Да-да!

В эту минуту он действительно был очень похож на улыбающегося тигра.

Однажды Дао-цзин случайно столкнулась с ним на ступенях лестницы, ведущей в храм. Кивнув девушке головой и наклоняясь к ней, он ехидно улыбнулся:

— Госпожа Линь, поздравляю вас! Умерла жена Юн-цзэ. Вам очень везет, но советую не торопиться…

— Что? — резко спросила Дао-цзин, отступая на шаг и с гневом глядя прямо ему в лицо. — Я не понимаю, о чем вы говорите!

— О-о, о-о, ничего, ничего особенного… Жена Юн-цзэ только что скончалась. Старая телега, стоявшая на дороге, теперь убрана. У нас в деревне такой обычай: больная жена еще дышит, а сваха уже тут как тут… О-о, о-о!.. Ничего, ничего…

Юй Цзин-тан, не переставая улыбаться, удалился.

Вернувшись к себе в комнату, Дао-цзин с мрачным выражением лица села за стол и надолго задумалась.

Через два дня после уроков в учительскую вошел Юй Цзин-тан с пачкой писем в руке и подошел прямо к Дао-цзин, которая просматривала в это время газеты.

— Госпожа Линь, вам опять письма! Скоро почтовая контора, вероятно, переедет к нам в школу, посмотрите, какая пачка!

Не дожидаясь, пока Дао-цзин встанет, он поднял письма над головой и, поглядывая на других учителей, захихикал:

— Вся деревня не получает столько писем, сколько одна госпожа Линь! — Он вдруг часто заморгал и серьезным тоном закончил: — Госпожа Линь, я должен предупредить вас, в деревне уже давно идут разговоры… Вы понимаете? Учительница должна особенно строго охранять свою репутацию, быть осторожной в отношениях с мужчинами…

Дао-цзин резко вырвала письма из рук Юй Цзин-тана и гневно перебила его:

— Господин директор! Я приехала сюда, чтобы работать, а не слушать ваши рассуждения о том, как должна вести себя женщина. Я учительница, и у меня есть свои права!.. — Сказав это, она, не оглядываясь, ушла в свою комнату и там бросилась на кровать, укрывшись с головой одеялом.

Успокоилась Дао-цзин лишь вечером, когда принесли лампу. Подкрутив повыше фитиль, она взяла в руки пачку писем. Все десять были от Юй Юн-цзэ. Студент сгорал от любви и ежедневно писал ей от одного до трех писем с самыми горячими выражениями своих чувств. Корреспонденция доставлялась в деревню один раз в несколько дней. Поэтому почтальон каждый раз привозил целую пачку писем, адресованных Линь Дао-цзин.

Юй Юн-цзэ разрушил все планы Юй Цзин-тана, который не только собирался «поднести» Дао-цзин начальнику уезда в качестве «приятного подарка», но и сам был не прочь завладеть ею в случае, если бы тот отказался. Неудивительно, что он был так зол на брата, ловко выхватившего у него чуть ли не изо рта лакомый кусочек, который, как он считал, уже почти можно было «отведать». Однако Юй Цзин-тан опасался ссориться с отцом Юй Юн-цзэ и с ним самим: все-таки он студент, а студент для деревенских жителей человек очень уважаемый, который может впоследствии стать большим чиновником. Поэтому Юй Цзин-тану оставалось лишь затаить злобу на Дао-цзин. Решив, что девушка все равно у него в руках, он стал досаждать ей мелкими придирками.

При тусклом свете керосиновой лампы Дао-цзин одно за другим проглотила бесконечные любовные излияния Юй Юн-цзэ, и постепенно ее лицо просветлело. Горячее чувство согрело ее душу, и она позабыла дневную усталость и свои огорчения.

Прочитав письма, Дао-цзин тут же взялась за кисточку, чтобы ответить Юн-цзэ.

Даже по одному небольшому отрывку ее ответного письма можно видеть, насколько глубоко и серьезно было ее отношение к Юй Юн-цзэ и как отличалось ее чувство от переживаний какой-нибудь наивной девочки.

«…Юн-цзэ, я ненавижу общество, которое меня окружает, — мне хочется уничтожить его! Но, как мотылек, попавший в паутину, я не могу вырваться из этого страшного мира… Семья угнетала меня, и я бежала из нее. Общество же оказалось не лучше семьи, в нем царит ядовитый смрад разложения. Твой двоюродный брат оказался таким же подлецом, как и мой отец, — на устах у него слова о человеколюбии и добродетели, а в душе он негодяй и развратник! Я испытываю сейчас то же, что и одинокий верблюд, шагающий с тяжелой ношей по бесконечной пустыне невзгод… Юн-цзэ, когда же, наконец, покажется долгожданный оазис? Когда увижу я желанный, сладостный источник?..

Ты укоряешь меня за мою холодность к тебе. Сегодня я говорю тебе: я люблю тебя, очень люблю… Ты знаешь, как тяжело сейчас у меня на душе, я не могу больше переносить оскорбления, я хочу убежать отсюда… Но куда?.. Я очень, очень тебя люблю…»

Серая обыденность деревенской жизни привела к тому, что даже море утратило для Дао-цзин свою привлекательность. Письма, которые она писала Юй Юн-цзэ и подругам, были наполнены тоской и пессимизмом.

Юй Юн-цзэ и Ван Сяо-янь в своих ответных письмах советовали Дао-цзин не поддаваться этим настроениям, не тосковать, да и сама она иногда пугалась своего состояния. Однако даже любовь Юй Юн-цзэ не помогала ей преодолеть его.

И вдруг раздался удар грома среди ясного неба, он пробудил деревню, дремлющую в оцепенении, и взбудоражил душу Линь Дао-цзин. Наступило 22 сентября 1931 года[23] — день, который трудно забыть…

Поезда, приходившие из Шанхайгуаня, были переполнены кричащими и плачущими беженцами. Уже одно это вселило страх в жителей Янчжуана. Потом пришло известие, что японский флот оккупировал Циньхуандао[24]. Стоило жителям Янчжуана услышать об этом, как среди них началась настоящая паника. Мужчины, женщины и дети — беженцы из Циньхуандао и его окрестностей — наводнили Янчжуан. В школе прекратились занятия. Учителя, жившие в дальних деревнях, разъехались по домам. Да и те, кто жил в самом Янчжуане, тоже не приходили в школу. В пустом и холодном храме богини Гуаньди осталась одна Дао-цзин.

После обеда Дао-цзин в одиночестве сидела в учительской. Косые лучи осеннего солнца слабо освещали вьющуюся у восточного окна тыкву-горлянку, листья которой бросали пятнистые тени на потемневшую от времени бумагу окна[25].

Дао-цзин держала в руках какой-то роман, но мыслями унеслась в захваченный японцами Циньхуандао, расположенный всего в двадцати ли от Янчжуана. В дверях учительской показался сторож, принесший газету. Это был все тот же старик, которого Дао-цзин встретила возле храма в первый день своего приезда.

Прихрамывая и что-то бормоча, он вошел в комнату. Увидев Дао-цзин, старик воскликнул:

— Госпожа Линь, плохо дело! Японец захватил Три Восточные провинции[26].

Дао-цзин испуганно схватила газету. Действительно, четкие газетные строки сообщали о том, что японские войска захватили Шэньян и другие города Северо-Востока. Она читала и перечитывала скупые газетные строки, потом, наконец, скомкав газету, бессильно опустилась на скамью.

В храме Гуаньди царил покой, в учительской тоже было тихо. Казалось, что жизнь во всем мире вдруг остановилась.

— Госпожа Линь, что пишут в газете? Какие новости?

Дао-цзин, вздрогнув, подняла голову. Старик сторож давно уже ушел. Перед ней стоял ее коллега — учитель Ли Чжи-тин, человек лет сорока, проживающий в Янчжуане. Он незаметно вошел в учительскую и, увидев словно окаменевшую Дао-цзин с газетой в руках, невольно задал ей этот вопрос.

Поднявшись, Дао-цзин передала ему газету. Глаза ее были красными.

Ли Чжи-тин пробежал глазами первые строки, покачал головой и тяжело вздохнул:

— Плохо! Очень плохо!.. Ясно, что наш Китай скоро погибнет! Погибнет! Погибнет!..