Однажды ночью в августе - Виктория Хислоп Страница 10

сочувствие и страх. Весь ном[7] Лассити, значительная часть Восточного Крита, как выиграл, так и пострадал от близости острова. С одной стороны, Спиналонга была отличным рынком сбыта товаров, производимых в близлежащих деревнях. С другой – жители Плаки находились в постоянном страхе перед болезнью, которая, как кто-то верил, может передаваться по воздуху.

Гиоргос был не единственным местным жителем, у которого Спиналонга забрала дорогих и близких ему людей. Жизнь многих обитателей Плаки и соседних деревень и городов навсегда изменили страшный диагноз и пугающие слова: «С сожалением вынуждены сообщить…»

В Плаке также жили братья Димитриса Лимониаса, который отправился на Спиналонгу вместе с женой Гиоргоса Элени. С момента его отъезда прошло почти двадцать лет, и за это время братья успели обзавестись женами, детьми, а также открыли небольшой местный магазин, приносивший им приличный доход. Теперь же родственники Димитриса переживали о том, насколько сильно изменится их жизнь с возвращением брата.

В деревне жили родители девочки, у которой диагностировали проказу пятнадцать лет назад. Ей тогда исполнилось всего девять, и она была единственным ребенком в семье. Сегодня родители с нетерпением ждали встречи со взрослой дочерью. Что, если болезнь обезобразила лицо их девочки? Вдруг они не смогут ее узнать?..

Одни, как семья Апостолакиса, жили в Элунде, другие – в Неаполи, основном, самом большом и важном городе региона. Тех же, кто был родом из более отдаленных городов, таких как Ираклион, Ханья и даже Афины, никто не ждал. Некоторые семьи отреклись от своих родных в тот день, когда узнали об их страшном диагнозе. Были среди пациентов и те, кто пережил всех своих родственников.

Приближающееся событие никого не оставляло равнодушным – кто-то радовался возвращению близких, а кто-то страшился грядущих перемен. Этот панегири[8] должен был стать грандиозным праздником, ведь он знаменовал момент, который никогда больше не повторится. Жителей Спиналонги встречали, как вернувшихся с поля боя на родину солдат.

По мере подготовки праздника беспокойство Манолиса все возрастало. А вдруг Мария надеется, что теперь они вновь будут вместе?

Он знал, что сестра Антониса не раз навещала Марию на острове, что со стороны Фотини было очень смело. Манолису хотелось выведать, не упоминала ли о нем Мария в разговорах с Фотини. И однажды решился спросить об этом, когда они вместе с Антонисом осматривали виноградники. Манолис надеялся, что его голос при этом не дрогнул.

– Похоже, она рада наконец покинуть этот остров, – просто сказал Антонис.

– Да уж, наверное, – осторожно заметил Манолис.

– Фотини говорит, что Мария почти не изменилась. Судя по всему, у нее была самая легкая форма проказы.

– Здорово, – бесцветным голосом ответил Вандулакис.

Этот разговор не помог развеять его страхи. Если болезнь пощадила Марию, у девушки были все основания полагать, что они с Манолисом могли бы возобновить помолвку.

Проезжая через деревню утром в день празднования, Манолис видел, как люди развешивают на деревьях фонари и яркие флаги. Дети приносили на площадь стулья из местной школы, а женщины тем временем накрывали длинные столы и связывали цветы в букеты. Он также заметил Фотини и ее супруга Стефаноса, тащивших по улице огромные блюда с едой из своей таверны. Кто-то спускался со склона холма с охапками только что собранной травы для салата хорта. Булочник выгружал из фургона подносы со свежими хрустящими хлебцами.

Закончив все дела в поместье, Манолис вновь заехал в Плаку выпить холодного пива. Он не видел, как Гиоргос и полдюжины деревенских рыбаков отправились на остров, чтобы помочь перевезти со Спиналонги людей со всеми их пожитками. Молодой человек только сейчас заметил эту маленькую флотилию, пришвартованную у берега Плаки. Тут были суденышки всевозможных форм и размеров, в разной степени потрепанные морем. Сейчас все они ютились в маленькой гавани, и казалось, что лодок в несколько раз больше, чем было на самом деле.

Съездив домой, чтобы помыться и привести себя в порядок, Манолис через несколько часов снова вернулся в деревню. Ему пришлось оставить свой грузовик довольно далеко от места праздника, поскольку все места на парковке к тому времени уже были заняты другими автомобилями. Впрочем, Манолис никуда не спешил. И вообще, им двигало скорее любопытство, нежели воодушевление.

Он никогда не видел в Плаке столько народу. Взгляды всех присутствующих были устремлены на импровизированный танцпол. Над огромной толпой поплыла громкая и радостная музыка, и даже те, кто не танцевал, не могли удержаться и весело хлопали в такт. Манолиса никто не замечал. Обычно молодой человек стремился быть в центре внимания, однако сегодня он предпочитал оставаться в тени.

Манолис огляделся по сторонам. Вот его знакомого, Апостолакиса, взяла за культю какая-то женщина и решительно повела в круг танцующих. Но многих он не узнавал. Некоторые были парализованы или обезображены, хотя большинство ничем не отличалось от обычных людей. Между танцорами то и дело сновали дети. Они старались не мешать движению круга танцующих, который сначала шел в одну, а затем в другую сторону. В воздухе были разлиты радость и безмятежность.

Манолис захватил с собой фляжку с раки и потихоньку отхлебывал из нее, наблюдая за царившим вокруг весельем. Трудно было отличить здоровых от недавно выздоровевших, в толпе все перемешались. Во время любого другого панегири он бы тут же снял свою лиру со стены за стойкой бара и принялся на ней играть. Но сегодня, хотя при звуках музыки кровь его бурлила, как всегда, у него не возникало желания присоединиться к общему ликованию.

Все это время он высматривал в толпе лишь одного человека. И вскоре Манолис заметил ту, кого так жадно искал взглядом. Сначала он увидел Антониса, потом – Фотини и понял, что Мария должна быть где-то неподалеку. Наконец среди сотен чужих лиц мелькнуло ее лицо. Ошибиться было невозможно. Мария совершенно не изменилась с их последней встречи, и все же в ней появилось что-то, доселе ему незнакомое. Через равные промежутки времени, когда завершался очередной круг танца, лицо девушки освещалось яркими вспышками света и Манолис различал на нем улыбку. Он не помнил, чтобы Мария когда-нибудь так улыбалась. Она буквально светилась от счастья.

Спустя некоторое время в танцах наступил перерыв. Манолис продолжал наблюдать за своей бывшей невестой. Мария отошла в дальний конец площади и села между отцом и каким-то мужчиной в элегантном костюме и с аккуратно подстриженными седыми волосами. Манолис вспомнил, как несколько раз замечал незнакомца в лодке Гиоргоса. Кажется, старик упоминал, что это врач. Седовласый человек и Мария о чем-то говорили, склонив друг к другу головы. А затем неожиданно